С горки хорошо видать эти камни. Они под водой, как двенадцать страшных голов, машут зелеными лохмами тины по быстрине. И Гледунь, вся взбелев, делит сразу свой бег на острые полосы и несется прямо на Старика. Стариком люди зовут черный кремневый обломок, вставший над рекой узким, угрюмым лбом. Ударив в лоб, Гледунь распластывает воду надвое и падает в порожек и дальше бежит вся в пене и в злых вихорьках волн, пляшущих далече. Шумит Крутой падун, как ходовая мельница, и в день, и в ночь, и несет на берег с него холодный мокрый ветер.
Только у берега, в узком месте, как бы тайком проскакивает Гледунь мимо, быстрым ходом. Только тут и можно пройти лодкой, и то гляди, равняй веслом крепче, а то понесет к Старику — о каменный лоб.
Думалось Василь Петровичу — хорошо бы на Старика с берега закинуть железный вал с колесьями, вроде мельницы. Загребали бы воду, вертела бы колеса сила вечная. Машину бы приспосабливай, какую хошь, от вала-то только шестеренку приладить.
Василь Петрович искурил цыгарку, сплюнул и встал. Из-за мыска выкурнула Балясова лодка — издали видно, что Балясова — носок обшит белой жестью. Колдун низко сидел в корме, сбив на спину верх оленьего совика и быстро загребал веселком по обе стороны. Ветер раскидывал ему бороду, холодил плешь, выбивал слезу на глаза, а он греб без передыху и не оглядывался — место опасное. Его уже близко видел Василь Петрович — жадное, угрюмое лицо старика все скосилось от страха.
Тогда окрикнул Василь Петрович:
— Эй! Вороти суды!
Колдун поднял веселко и остановился. Лодку быстро несло вниз.
Неохотно и подозрительно спросил: «чего?» и опять загреб, выправляя на струю.
— Вороти, говорю!
Василь Петрович поднял бердан и нацелился. Колдун завертел головой: впереди чернел каменный лоб Старика, вили воронки, быстрина шла к спаду, — от берега не уйдешь, некуда. Он завел веселко поглубже, напружился, чтобы перебить струю, и быстро приткнулся к берегу, к черной прибитой водой коряжине.
К нему, хрустя бахилами по камешнику, бежал Василь Петрович.
— Чего надоть-то? Чего сбивал с ходу? — сердито повел косым собачьим взглядом колдун.
— Покажь, много ль напросил?
Сказал это весело будто, а сам не спускал ружья. Тут понял колдун, — хочет исполкомский с него гостинец получить, в роде бы налог. Разбежалось лицо мелкой рябью морщинок, засмеялся льстиво, завилял.
— Да есь! Дают старику добры люди за труды. Дают, не обижают.
— А ну, развяжи кису!
Выволок тут колдун лодку на берег, закопошился в набухлой снедью кисе.
— На-ко, вот те пирожок с семужкой. Да вот, колобка не хошь ли? А тутотка полтетерочки ишо. Покушай!
Раскладывал все по каменьям. Подул в черные кулаки — замерзли.
— А туес с чем?
— Туес-то? А тут старичку для сугреву… да, винцо, ишь ты.
— Хорошо посбирал, — сказал Василь Петрович и опустил ружье.
Потом помолчал долго и не глядел даже на гостинец. И стало вдруг тревожно старику: над чем человек так задумался, что в голове держит?
— Прощай, не-то! — сказал колдун и стал спихивать лодку.
— Нет, погоди, куда? — стряхнулся сразу Василь Петрович и опять вскинул бердан.
— Да что ты, парень! — побелел вдруг колдун. — Пусти со Христом.
— Нет, никак! Сейчас тебе будет расстрел.
— А-ась? — зажмурился старик и утянул голову в плечи, совсем как лесная померзлая птица. Посмотрел на прижатые лесные уши и понял, что не шутит парень.
И был тут короткий, чуть не в шепотки, допрос.
— Я те наказывал, что дорога закрыта? Почто поехал?
— Люди насильно звали.
— Врешь, гад! Зажадничал?
— Пошто стану врать?
— Молчи! Народ обрал, да? Баб напортил, да? Над народом насмеялся, да? Ну, вот!
— Парень, что хошь делать?
— А вот что…
Василь Петрович отошел в сторону и прицелился. В глазах мелькнуло еще скучное серое лицо колдуна, косые мертвые глаза, опавшие руки, кривые стариковьи ноги.
И когда дрогнула черная тайбола и больно толкнулся приклад о плечо, оглянулся вокруг Василь Петрович. Точно впервой услышал, как шумит Крутой падун, как тайбола отвечать умеет на выстрел, далеко откидывая по лесным тропам гулкий крик старого зверобойного ружья.
Колдун ничком ткнулся в камешник и даже правую руку закинул за спину. А из носу потекла на голыши черная вязкая кровь.
И, взяв его под мышки, Василь Петрович сильно сбросил в Гледунь. Быстрая, запенившая струя подхватила труп и понесла, мокрым черным пузырем вздуло на горбу олений совик. Торкнулся колдун вперед головой прямо о кремневой лоб Старика, потом сразу сломала его вода и скинула в порожек. Видел Василь Петрович в последний раз взмахнувшие на водяном горбыле черные кулаки колдуна, потом затоптала его вода в глубокой бурливой яме.