— Нам тут укор выходит за сыновей, — повел опять неспешно Епимах, — что касаемо меня, так я Пашку благословенья не давал за тобой в тайболу ходить, сам пошел. А вот что выходили-то, скажи? Какие богацва нажили? Где та золота гора? Ха-а! Костье волки растащили. Что, не так?
Подтвердили старики в один голос:
— Сами пошли волкам в зубы. Никто не гонил.
И подхватил опять с налета Епимах:
— А учили! Вы, мол, старики, худым умом живете! Допустите нас дела поделать! Вот и доделались. До-де-ла-лись!
Усмехнулись старики и посмотрели все на председателя: «что скажешь?»
Себя не вспомня, замахал на них сверху Василь Петрович и разжигался все больше, — видел, как притихли все от его слов:
— Ну-ко, вы! Старики! Не хуже ли вы зверя выходите? И зверь свое дите помнит. А вы! Извековы, Скомороховы, Яругины! Чего затрясли бородищами, как козлы? Где ваши ребята Кирик, Сидорко, Петруша и другие, где? Забыли? Небось, как ребята, бывало, домой приходили — вы и пикнуть не смели. Со всяким почтеньем встречали — да? Как не ваша сила выходит — вы шелковиночкой виетесь, а чуть что, так и занеслись? Что молчите-то? Не помните? А звезду с памятника кто сшиб, не ваша рука? Ну что, клопы вы несчастные? Забились во щиль и молчок! Добере-омся! Каленым прутом вас тута будем выжигать! Хвосты распускать не станете! Не-ет, прошло время!..
— Не ругаться! — взвизгнул кто-то, опомнившись.
— Долго будем терпеть, али нет?
— Всякой вшивик будет кориться!
— Сходи с бревен-та! Выстал!
— Сходи-и!
Подшибли в подколенки, стащили с бревен. Только и сказал на то Василь Петрович:
— А будьте прокляты!
И побежал прочь.
Опять Епимах голос взял, свое повел.
— Вона как! Баляс враг, — в тайболу, говорит, отвести. А я вот в Баляса верю, что поделаешь, раз моя вера такая? Дак уж я своих коров и погоню, мои коровы-то, ни у кого не спрошу. Где-ко пастух?
Хватились все, — где пастух, оглядывались на-округ: не было Естеги нигде.
Уж заворчал грозно Епимах:
— Душа с тела вон! Коды надо — не докличешься, беззадого!
Прибежали тут ребятенки с берега, весело рассказывали:
— Естега-то в окошке сидит под замком. Хы-и! Председатель счас сволок в холодную. Хы-и!
— Но, ври! — прикрикнули старики.
Стихли сразу ребята, один за всех сказал:
— Истинно Христос, тамотко.
Вылез опять Епимах Извеков, задымился густым черным дымом:
— Ну, вла-ась! Ну, народна влась! Один супроти всех хочет сделать. А? Что вы скажете?
Выскочил в ряд с Епимахом мурластый Пыжик, затолокся, завертелся, засипел с натугой:
— Думат, побоимся! Да ежели все заберем, х'оврю, заберем, багорье, граждане, в менуту раскотим, х'оврю, раскотим баню по бревнышку. Чего глядеть!
И слез. Не любили на Шуньге заику, смеялись всегда, дразнили дурашливо, а тут послушали, замахали согласно бородищами:
— Вот верна-а!
И обрадовался Пыжик, затоптался, полез опять на бревна, хотел сказать, что первый на такое дело пойдет, да отвел его рукой Епимах:
— Годи!
Заговорил сам мерно, тяжело, точно рубил топором:
— Влась должна быть наша во всем. Как положим — так и делай. Как поставим — так и сполняй.
Замахал кулаком тайболе и сразу поднял голос, аж кровью налился белый лоб:
— А не са-мо-воль-ни-чай! А не и-ди на-по-пе-рек!
— Верна-а! — перебили криком. — Вот верна-а!
Поводил бровями и кончил угрюмо и тихо Епимах:
— Я так понимаю, довольно мы глядели на то изгилянье! Пускай теперь стариков послушают. Мы Шуньгу строили, не они! Нами и стоять будет!
Вздохнул, обмахнул волосья и слез.
— Пошли, старики?
— Пошли заедино.
Шли тихо, степенно, задами прошли к берегу к председателевой бане, — видели: сидит в окошке Естега, притупился горько на подоконнике, закивал бороденкой.
Пока сбивали камнем пробой, затоптался беспокойно Пыжик:
— Бежит, х'оврю, председатель-то!
Оглянулись все, — верно, бежал Василь Петрович, махал издали рукой. Обернулись, подождали, что скажет.
Растолкал, вшибся с разбегу в середку, прикрыл дверцу спиной.
— Чего пришли? По какому праву? Ну?
— Спусти пастуха стадо собрать!
— Не спущу. Пускай посидит до завтрева.
— Ой! Твердо слово, председатель?
— Твердо.
И пробился тут наперед Епимах Извеков.
— Ну-ко, пусти!
Сунул корявый перст в пробойчик, выдернул и схватился быстро за скобу:
— Выходи, Естега!
Прижал дверцу председатель и высоко замахнулся, повел сторожко глазом:
— Ну, уберешь — нет руку?