— Я директору говорю — не на такую напал… Я сама, старая ткачиха… В Свердловском университете была, первый ускоренный выпуск кончила…
В фабкоме — еще две бабы: толстая татарка — по работе с нацмен, и тощая, вечно мчащаяся — «некогда, некогда!» — Ломоносова, — охрана труда. С утра несется она в Москву, через несколько часов уже помогает делегаткам организовать аптечку для скорой помощи в цехе, вечером парится на безысходных фабкомовских заседаниях.
Цехделегатки — бабы, в комиссиях — бабы, в бюро партии и комсомола — половина баб. В клубе почти все — работа любовных бабьих рук, наших женделегаток, в кружках — все те же делегатки, сдвинув брови и упрямо шевеля губами, ликвидируют свою неграмотность, в партийных школах — одолевают непривычными мозгами политику.
— Тьфу ты чорт, да с кем же у вас тут о деле-то поговорить можно? Куды ни плюнь — одно бабье, — опешил как-то зашедший на фабрику человек.
— С ими и приходится говорить. Все мы тут под бабой ходим, — сокрушенно ответили рабочие.
Но на баб жаловаться не приходится. Как Козлову выбрали, кое-кто из мужиков ворчал: «От тебе чего ждать! Нешто ты с бабьим своим умом можешь за нас постоять?»
Но после того, как Козлова выиграла у администрации несколько крупных конфликтов, стали и последние скептики к ней относиться с большим уважением, и Ольга единогласно прошла в фабком вторично.
И не только на фабрике встретите вы наших женделегаток. Бабья интервенция пошла дальше. Зайдите вечерком в кооператив, и вам из-за прилавка улыбнутся полные лица двух высоких и престарелых подруг — Часовиковой и Панкратовой, двух наших делегаток-практиканток.
Тут, стоя за прилавком в аккуратных передничках и отвешивая рабочим фунтики сахара, соли и мыла, вгрызаются они в кооперативные твердыни, учатся великому искусству — торговать. Из-за прилавка видят они многое и за прилавком. Они уже начали разбираться в прей-скурантах, ассортиментах, усушках и утечках. Из-за плохого мяса, которым однажды угостила рабочих кооперативная столовая, сумели их зоркие глаза выловить крупного кооп-жулика и растратчика — завстоловой, над которым потом устраивался публичный суд.
На приеме в больнице вы увидите еще делегатку — толстенькую курчавую Шурочку, в ослепительно-белом халате. Похаживает она от доктора к доктору, приглядывается, учится делать простые перевязки, а вместе незаметно приглянет и насчет того, как дает доктор отпуска (мало ли было случаев: здорового отпустит, а бабу беременную продержит у станка до последнего издыхания, так что она тут же, под машиной, и родит).
На производственном совещании бабы малость отставали, да недавно Марфа Груздева, старая работница, всю фабрику удивила. На женском делегатском собрании предложила она проект реорганизации мотального цеха, с техническими деталями: на какой шелк лучше будет тихий ход, на какой нужно фигурки изменить и т. д.
Обсудили, вынесли на производственное совещание. Мужики, конечно, отнеслись с усмешечкой: надо, мол, дать проверить в техническое бюро. Проверили, — и все предложения Марфины, за исключением одного только, провели в цехе: давали они и улучшение качества, и повышали производительность.
— Скоро придется нам мужичье делегатское собрание открывать, да вас, лежебоков, подтягивать. Поотставать начали, — подтрунивают бабы.
— Поработайте, поработайте, работа дураков любит. Вам в новинку. А мы к этому делу — спокойные. Мы знаем: у нас директор — мужик, секретарь — мужик, значит не пропадем, в надежных руках производство. А по мелочам — копошитесь, пожалуйста.
И куда бы ни требовались люди: на выборах цехделегатов, в шефское общество, или при распределении партнагрузки, мужчины часто отказываются, открещиваются, а баба — только наваливай, с охотой за все берется, разве испугается, что, мол, не справлюсь.
Чувствуют бабы свою отсталость и жадно хватаются за работу — наверстать. И на работе начинают они перерастать сплетни и дрязги и тянуть за собой отсталых товарок.
«Вожди» бабьи, женорганизаторы, менялись у нас часто. Две-три, присланные из укома, не выдержали бабьего напора: одна заболела, две сбежали. Свою пробовали выдвинуть, из делегаток: пошли склоки и дрязги в делегатском собрании.
— Тоже, дрянь всякую сажают: почему не Стешку назначили, та хоть грамотная, а эта слова сказать не может, за чужие спины прячется! — И выживали бабу очень скоро.