— Ты хоть знаешь, сколько это стоит? — Смагин взвесил на руке черную бархатную коробку в золотой окантовку, где покоился гарнитур и взглянул на жену, пытаясь уловить в ее лице, хоть каплю сомнения.
— Знаю, дорогой, оставь его себе, пригодится, — Ольга развернулась и медленно пошла на кухню, ощущая на спине ледяной взгляд мужа, она понимала, что сейчас произойдет что-то ужасное, и женщина зажмурилась.
Она не видела, как в клочья разлетелась бархатная коробочка, которую Игорь с силой и со звериным рыком метнул в противоположную стенку комнаты. Когда она открыла глаза, то увидела, что весь паркет сверкал бриллиантами и золотыми обломками, Смагин из комнаты исчез, а на пороге стоял ее пятилетний Димка с платиновым перстнем в руках. Часть камней из него вылетели, но он все равно сверкал в лучах, заходящего на западном панорамном окне, солнца.
— На, возьми, мамочка, папа нечаянно уронил коробочку, но я тебе помогу собрать все камешки, — Димка согнулся и начал быстро собирать едва видимые сверкающие алмазы, — мам, а, правда, они на звезды похожи, которые на небе, — он протянул матери открытую ладошку.
Ольга поцеловала сынишку, его «пирожки», как она называла его пухлые ладошки, затем обняла ничего не понимающего Димку и разрыдалась. Она бессильно трясла плечами то и дело, всхлипывая, и собирала с лакированного пола алмазы и изумруды в пухлую Димкину ладошку. Почему-то сейчас она вспомнила, что ежедневно вытаскивала у мужа из кармана все деньги, особенно, когда он приходил навеселе, но Игорь ни разу ее не упрекнул, ни разу не вспомнил об этом, хотя прекрасно знал, что деньги берет именно она, его жена, тайно, украдкой, словно воруя и ей стало гадко и противно. Но через минуту слезы высохли, странное чувство совестливости как-то само собой угасло, и она аккуратно сложила все камни в отдельный мешочек вместе с разбитой коробкой. «Ничего у «Крапивы» есть знакомый ювелир-еврей, Коля Зингерман, недавно вышел после отсидки за скупку краденых драгоценностей. Он за хорошую плату все восстановит, а Смагину скажу, что все выкинула в мусоропровод. Хотя ему на это наверняка наплевать».
Впервые Ольга обнаружила у мужа в куртке крупную сумму денег совершенно случайно. В тот вечер Игоря буквально на руках приволокли два здоровенных охранника с очередного «корпоративна». Она со злобой и решимостью начала стаскивать с полуживого мужа куртку и тут из кармана веером по полу разлетелась пачка новеньких тысячных купюр. (так часто бывает в нашей бренной жизни).
В тот раз Ольга оставила себе лишь пару зеленых бумажки, так мелочь, на продукты, остальные аккуратно сложила и засунула во внутренний карман кожанки под замок. Ночью она долго не могла уснуть и под стоны и завывания мужа, ее мучила, чертова совесть, засевшая в ее генах прочными корнями. Она прислушивалась к учащенному дыханию мужа, который то и дело вскрикивал, кого-то звал на помощь. Ольга гладила Игоря по груди теплой рукой, и он постепенно успокаивался. Она вспоминала, что еще совсем недавно редкая ночь проходила у них без нежных объятий и ласковых искренних слов друг другу, которые, как терпкое вино, зажигали огонь в груди и затушить пламя мог только утренний туман, обволакивающий душу бархатным покрывалом и уносящий влюбленных в мир утренних сновидений и фантазий. Что же опять произошло? Ведь она сама устроила Игоря на новую работу, думала, будут деньги, станет легче жить и все у них наладится. Как бы, не так! Она все явственнее понимала, как они удаляются друг от друга и между ними чернела пропасть, перейти которую казалось уже невозможно.
После этого случая Ольга близко не подходила к одежде Смагина, которая висела на стульях и в коридоре на вешалке манила к себе, как магнит. Но вот однажды ей вновь понадобились деньги. Смагин пришел на удивление трезвый и веселый. Он мылся под душем и напевал свою любимую песенку «ролингов» под названием «Пэйнт ит блэк». Как заколдованная, женщина подошла к куртке мужа и вытащила стопку банковских купюр разного достоинства. Она, как опытный картежник разламывает перед сдачей колоду карт, Ольга также ловко разделила тугую пачку денег и половину быстро опустила в глубокий карман халата, остатки сунула обратно в куртку. Затем прошла в спальню и спрятала деньги в потайной шкафчик на комоде. Ни каких угрызений совести на это раз она не почувствовала, и вскоре эта «забава» вошла у нее в повседневную и, такую же обычную процедуру, как, скажем, чистка зубов перед сном.
«Все равно за своими гулянками не заметит исчезновения какой-то мелочи» — так думала женщина. Но Смагин, к своему сожалению, стал замечать эти невинные шалости жены, но, ни каким образом не высказывал возмущения, только иногда утром уходя на работу, он дольше обычного задерживал взгляд на женщине, который говорил: «Ну, скажи, мне не жалко, только не надо красть, не лги мне, мы же с тобой одно целое, пока еще!» Уходя из дома, в душе он ощущал горечь, которая переходила в презрение, что служило ему оправданием для следующих своих похождений и право, дающее ему на максимум свободы действий.