— Поражение случилось всего несколько минут назад. Это счастье! — Но где, каким образом? — Доктор осмотрелся вокруг.
— А, понимаю! В эманаторий! Но тогда здесь… Великий Разум! Это преступление!.. Вы хотели войти?!.
— Да, я хотел войти в эманаторий.
— Рука ваша попала в поток лучей и вы почувствовали колющую боль?
— Совершенно правильно, уважаемый метр Дониас!
— Однако, вы успели быстро захлопнуть заслон? Отлично! Хорошо обладать быстротой молодости! Старость с этим не справилась бы… Эта ванна, ваша милость, рассчитана… на вечное молчание…
— Я это понял сразу, дорогой метр Дониас.
— Но с какой целью?
— И это мы узнаем, метр Дониас.
Вошел Ириго, бледный и дрожащий.
— Ваша милость!.. Этого бездельника, Сего-Мара, нигде не могут найти…
— Время терпит, Ириго. Только, когда он появится, присмотрите за ним хорошенько. А теперь, — я вас не задерживаю.
Пропустив обоих вперед себя, Тени остановился в дверях аван-зала и нащупал у бедра небольшой истребитель, заряженный страшными лучами, действия которых хватило бы на долгую человеческую жизнь — подарок старика Роне Оро-Бера.
Через несколько секунд, в одном месте листья тропического папоротника слегка зашевелились.
Гени быстро направил на них свой истребитель.
— Кто здесь? Выходите! Молчание.
— Или вы выйдете немедленно, или не выйдете никогда! — с угрозой сказал начальник флота.
Листья заколебались, из-за них показалась огромная голова с коричневым лицом и выпученными глазами, почти совсем ушедшая в плечи. А, это вы, мой милый друг Сего-Map! Что вы здесь делали?
— Простите, ваша милость… Этот несносный попугай постоянно улетает…
— Идите в эманаторий! — жестко приказал Гени. Коричневое лицо марсианина приняло землистый оттенок.
— Не заставляйте меня повторять…
Ceгo-Map согнул свою огромную фигуру и колеблющимися шагами направился к ванной комнате. Войдя в зал, марсианин остановился.
— Откройте заслон и войдите в эманаторий, — приказал Оро-Моск. Марсианин после момента колебаний, сделал какое-то неопределенное движение.
Гени поднял истребитель и уставился в выпученные глаза Сего-Мара.
— Я знаю, Сего-Map, вы, состоя у меня на службе, являетесь агентом военной разведки Федерации Марса.
— Это неправда, ваша милость!
— Это правда, Сего-Map, бесцельно запираться! Вам поручено убрать меня… Не оправдывайтесь! Вы приготовили для меня смертельную ванну… Войдите в эманаторий!
Марсианин упал на колени.
— Простите, мой господин…
— Или вы исполните мое приказание, или… — Гени направил истребитель на грудь марсианина. Тот гордо и решительно вскочил.
— Хорошо, Гени Оро-Моск! Ты оказался проницательным на сей раз. Я все равно погиб! Но, выслушай, Оро-Моск, и ты не. уцелеешь! Нас легионы! И у тебя в доме, быть может, в твоей интимной комнате… Впрочем… До скорого свидания!..
Марсианин смело нажал кнопку и исчез за вертящимся заслоном с такой быстротой, что Гени едва успел уклониться от потока лучей, прижавшись к стене.
Нажав другую, потайную кнопку, Оро-Моск тем самым запер эманаторий впредь до своего следующего прихода.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В ШЕСТЬ ДНЕЙ!
Аэрожабль Гени Оро-Моска летел по направлению к Азилону в верхних, разреженных слоях атмосферы.
Приключение в эманатории вызвало в Гени бурю самых противоречивых чувств. Он чувствовал в глубине души, что несчастный Сего-Map лишь слепая игрушка в руках кого-то более сильного и опасного и этот кто-то скрывается у него в доме. Но кто это? Этот страшный вопрос оставался без ответа и выбивал Гени из состояния равновесия, которое ему в настоящее время было так необходимо.
Перебирая в мыслях различные мелкие, незначительные факты и пытаясь построить из их звеньев цепь, чтобы по ней, как по путеводной нити, добраться до тайного и опасного врага, — Гени несколько раз упирался в своих выводах в самого близкого ему человека — жену — и каждый раз с негодованием отбрасывал всю цепь построений, решив, в конце концов, что одна из предшествовавших предпосылок была неправильной и потому выводы приобретают нелепый, чудовищный характер.
Однако, где-то в глубине души, помимо его воли, росло и ширилось глухое подозрение на любимого человека, которое никакими доводами рассудка нельзя было искоренить — и это чувство было мучительно.
Гени чувствовал, что если не явится какое-нибудь спасение извне, то он через несколько минут дойдет до безумия, до таких абсурдов, которые заставят его забыть и долг, и свои обязанности в отношении Федерации.