— Но не в настоящее время, — воскликнул незнакомец: — у вас нет особого ящика для помещения экземпляров!
Мессер улыбнулся, восхищенный способностью этого человека делать выводы.
— Вы правы, — ответил он. — Птицы в настоящее время меня не интересуют. Я направляюсь на восток, к верхним течениям реки Амазонки, собрать данные о некоторых индейских племенах.
Боргельсен взглянул на него и на мгновение какое-то странное выражение блеснуло в его синих глазах. Будь американец менее наблюдателен, выражение это прошло бы для него незаметным, так быстро сменила его полная сердечность тона и обращения.
— Странный случай! Я тоже иду этим путем. Быть может, мы отправимся вместе, мой друг?
— Отчего же нет, в особенности раз отсюда ведет лишь один путь, — ответил Мессер.
Первое впечатление, которое на него произвел Боргельсен, было неблагоприятное, но при настоящих обстоятельствах было бы нелепо отклонить предложение отправиться совместно через Кордильеры.
— Теперь как раз время пуститься в путь до наступления ночи, — сказал Мессер и, подобрав возжи, въехал в опушку леса. За ним последовал и незнакомец.
Углубиться в лес было равносильно тому, что войти в новый мир. С первых же шагов они перешли от сияющего солнечного света — к полумраку, от обвеваемых ветром свободно дышущих растений — к замедленному росту небольших, но роскошных деревьев, теснившихся друг к другу, как бы щадя то пространство, которое удерживал за собою шедший по лесу след.
Было холодно и сыро; казалось, здесь природа впитала в себя влагу, как губка. Сухого времени года здесь как бы не существовало, оно кончалось сразу, лишь только занесенные ветром в леса реки Амазонки облака достигали холодных преград гор; ветер их тотчас же собирал, сгущал и превращал в тонкий, туманный дождь.
В полдень путешественники очутились над лесом и стали продвигаться сквозь густо покрывавший землю туман. Кругом все было уединенно, безжизненно; они, казалось, были оторваны облаками от неба и земли.
Они мало разговаривали между собою. Мессер по натуре был сдержан, а физически здоровый швед чувствовал, что разряженного на такой высоте воздуха ему лишь хватает для правильного дыхания. Добравшись до ключа, пробивавшегося из-под скалы, они остановились, и Боргельсен прервал долгое молчание.
— Как я вижу, мы находимся на рубеже экватора, — сказал он, указывая на тянувшийся в восточном направлении ручей.
С наступлением ночи они перешли для стоянки в лес. Индейцы, нарубив своими томагавками дров, развели костер, терпеливо наблюдая за ним, пока появившийся вначале дым не сменился веселым огнем. Только после ужина, расположившись поуютнее в поместительной палатке Боргельсена, оба белых разговорились.
— Куда вы направляетесь? — спросил Мессер.
— Не знаю. Возможно, что придется быть в пути с неделю, а может быть и две. Я отыскиваю племя Хиваров.
— Вы подразумеваете: охотников за головами?
— Да. Значит, вы знаете о них?
— Немного, — ответил Мессер. — У этого племени довольно странные обычаи, насколько мне известно.
— Ба, вы правильно говорите, друг мой. Я изучаю их уже восьмой год, — правда, лишь на расстоянии, по коллекциям и отзывам. Наконец, я собрался их увидеть воочию. Да, я собираюсь узнать правду насчет рассказов о том, что они делаются добычей друг друга, убивают и похищают жен и детей своих врагов, а из голов убитых ими жертв делают себе трофеи, которые они им одним лишь известным способом уменьшают до самого малого размера, сохраняя при этом головам все прижизненные черты. Способ этот составляет их тайну, узнать которую я и добиваюсь для своего института.
— Я знаю, их способ еще не раскрыт, — возразил спокойно Мессер— это как раз то, что я сам собираюсь делать.
— Как, вы тоже собираетесь изучать племя Хиваров?! — удивленно и с оттенком неудовольствия спросил Боргельсен.
— Совершенно верно! Разве не странна наша встреча? Всеамериканский музей посылает меня за три тысячи миль установить, каким образом может быть уменьшена человеческая голова, и за тем же самым командирует вас Стокгольмский институт. Выходит как будто, что нам придется поделить славу открытия!..
— Нет, не придется, — возразил швед. — Я куплю ваше молчание. Мой институт должен первый разъяснить это чудо, которое сбивало с толку каждого белого человека со времени великого Кортеца.
— Мое молчание не продажно, так же, как и моя верность Всеамериканскому музею, — резко ответил Мессер. — Если вы желаете продолжать со мною путешествие, вам необходимо понять, что я сам горю желанием послать такое же донесение своему музею, как и вы вашему институту.