Выбрать главу

— Занятный сундук, — сказал Бородавкин, подвижной малый лет 30, в брюках клёш и с начесанными вперед височками. — Вот бы нам такой для поездок! А то помнишь, в Омск вместо солдатского белья кирпичи привезли? Этот не взломают, разве уж совсем пропадет.

— Наш немец делал?

— Он.

— Занятный сундук. Надо спросить сколько возьмет.

Приятели вышли за ворота и остановились в нерешительности. Видно было, что обоим хотелось одного и того же, но никто первый не хотел высказать своей мысли.

— Ну, куда-ж мы? — спросил, наконец, Бородавкин.

— А по мне все едино. Спервоначалу хоть в «Америку», — пробурчал Квасов.

— В «Америку», так в «Америку». После такой поездки не грех и встряхнуться. Айда к «Шестипалому!».

Приятели повернули за угол и направились к чайной под заманчивой вывеской «Америка».

Глава четвертая,
в которой, несмотря на несомненную американизацию, все-же фигурирует и пресловутая клюква.

Товарищи Пашка Квасов и Сенька Бородавкин питали наследственное отвращение к труду и врожденную вражду ко всему, что так или иначе соприкасалось с законностью.

— Работа дураков любит, — говорил Квасов.

— И законы для дураков пишутся, — пояснял Бородавкин.

Они поддерживали свое существование теми средствами, которые с наименьшей затратой энергии дают наибольшие результаты.

В настоящее время их поле деятельности было довольно широко и расходилось от центра к перифериям — Петроград — Витебск — Ташкент — Омск — Мурманск, — вот тот огромный плацдарм, на котором приятели развертывали свои стратегические и тактические таланты.

Короче говоря, друзья занимались спекуляцией.

Несколько дней тому назад они вернулись из Омска, распылив там партию не совсем чистого товара, каковая операция принесла им определенно чистые барыши.

Теперь предстояло произвести окончательный расчет, требующий сложных вычислений и кристальной ясности мысли.

А так как ясность мысли, как и ясность погоды, наступает лишь после должного орошения почвы, то визит в «Америку» не требует особенных разъяснений.

Приятели набрали у стойки по тарелке разной снеди, уединились в кабинет для почетных гостей и приказали подать туда пару чаю.

— «Американского», — подмигнув, пояснил Бородавкин толстому буфетчику — «Шестипалому».

— Не сумлевайтесь, настоящий «Ара», — усмехнулся толстяк, знавший посетителей и их вкусы, как свои шесть пальцев.

— Не сумлевайтесь, настоящий «Ара», — усмехался Шестипалый…

После «американского чая» пили фруктовый чай, потом снова потянуло к первоисточнику.

Из «Америки» перекочевали в пивную «Вена». Здесь Бородавкин упрекнул Квасова в неправильности расчета, по которому, якобы, жирный кус остался в кармане Квасова неподеленным.

Произошел разрыв дипломатических сношений, с обещанием, со стороны Бородавкина, немедленно начать военные действия. Однако, неторопливый Квасов на этот раз предупредил юркого Бородавкина и деликатно слегка попортил ему начесы на виски.

Бородавкин счел образ действий приятеля началом открытия военных действий и выбежал из пивной, чтобы мобилизовать свои силы.

После этого он вновь посетил «Америку», угощал «американским чаем» каких-то субъектов, страстно уговаривая их образовать нечто вроде Малой Антанты для совместных действий против Квасова.

К вечеру он совсем закружился и ослабел. Союзники куда-то исчезли. Бородавкин решил действовать один, захватил порцию «американского чая» с собой и пошел искать врага.

На улице ему стало совсем скверно, захотелось чего-нибудь кисленького. Подвернулась баба с клюквой. Набил клюквой карманы, побрел домой.

Барабанил в дверь минут десять. Наконец, показалась заспанная Домна Пантелеевна.

— И что колотишь? Чай, слышу. Соседка ушла, так я не сплю, ейную квартиру стерегу. Вон, и ключ оставила, на гвоздике висит.

— Пашка дома?

— Где там! Чай, не лучше тебя явится.

Бородавкин прошел к себе, сел на койку и принялся за клюкву. Запил «американским чаем», закусил клюквой. Весь перемазался красным соком.

Решил снова отправиться в «Америку», хотел подняться — не мог. Пластом повалился на подушку и заснул мертвецким сном, — как умер.

Глава пятая,
в которой роль сундука с пружиной предупредительно выдвинута на первый план.

Квасов, после ухода приятеля, возмущался его поведением до глубины души. Пообещал попортить другу иконостас. Выпил пива в одиночку, стало скучно. Отправился вербовать сторонников. Нашел какого-то хлопца, по имени Ленька Гайда, пошли вместе «славить» по пивным. К вечеру набрались доверху. Гайда исчез и с ним исчезла пачка денег Квасова.