Вечер он провел в Чарльтонском трактире и, вернувшись поздно, медленной и тяжкой поступью подошел к постели. При свете свечи под абажуром он разглядел маленького, непривлекательного по внешности младенца, крепко спавшего на двух сдвинутых стульях рядом с кроватью.
— Тс! — произнесла его жена пронзительным шопотом. — Он только-что угомонился.
— Что-же, по твоему мне в своей спальне и рта нельзя открыть? — громко вопросил негодующий супруг.
— Тс! — повторила жена.
Но было уже поздно. Мистер Смит открыл сначала один глаз, потом другой и в конце концов разинул рот. Визг был пронзительный.
— Тс! тс! — повторила мистрис Биллинг, когда ее муж со своей стороны тоже начал шуметь. — А то ты совсем разбудишь его.
— Совсем? — повторил тот, оторопев. — Совсем? Да разве он во сне этак орет?
И, замолчав, он постарался раздеться без малейшего шороха, забрался под одеяло и улегся, удивляясь своему самообладанию. Обыкновенно он спал крепко, но в течение этой ночи ему пришлось проснуться не меньше шести раз, когда мистрис Биллинг вскакивала с постели, подвергая своего супруга опасности простудиться, и начинала расхаживать по комнате с ребенком на руках. Поутру он встал и принялся одеваться в зловещем молчании.
— Надеюсь, он не мешал тебе? — участливо спросила жена.
— Кончено! — ответил м-р Биллинг. — Все вверх дном перевернули! С тех пор, как я записался у Пэрнипа, каждому охота притеснять меня. Ну, да теперь я решил себе вернуть свои права. Несколько недель тому назад ты и во сне не смела видеть, что со мной можно так обращаться.
— Ах, Джо! — умоляюще промолвила его жена. — А все, ведь, были так счастливы!
— Кроме только меня! — возразил Джо Биллинг. — Ступай-ка в кухню и приготовь мне завтракать. Мне надо спешить, чтобы захватить м-ра Билля Риккетса, когда он пойдет на работу. И знай, что если к моему возвращению этот паровой свисток не будет убран, тебе не поздоровится!
Он вышел из дома, высоко подняв голову, и глаза его горели воинственным огнем. На углу он встретил м-ра Риккетса и искренно огорчил этого джентльмена подношением, которое осталось ему памятным на всю жизнь. Вся улица Элк-Стрит была взволнована известием, что м-ра Биллинга опять «прорвало», и строились мрачные предположения о грядущих вечером событиях. Взоры жителей с любопытством следили за ним, когда он возвращался домой с работы, а немного времени спустя всем стало известно, что он уже вышел и с непоколебимым рвением выплачивает старые долги.
— А как же вы говорили, что сердце ваше переменилось? — с негодованием спросила одна женщина, муж которой только-что прибежал, преследуемый м-ром Биллингом, и спрятался в чулане.
— Оно переменилось снова. — кратко ответил м-р Биллинг.
Остаток вечера он провел в «Синем Льве», где стойка была предоставлена почти в полное его распоряжение, и, по возвращении домой, стараясь не замечать укоризненных взоров жены, достал теплой воды и занялся омовением своих доблестных шрамов.
— Заходил м-р Пэрнип и с ним еще какой-то господин, — сказала его супруга.
М-р Биллинг промолвил только: «А!»
Они были очень встревожены и просили зайти к ним поговорить, — продолжала она.
— А! — повторил м-р Биллинг.
После некоторого размышления он на следующий день явился в корпорацию и решил выяснить свое положение.
— Все это хорошо для таких, как вы, господа, — сказал он учтиво; —но при моих обстоятельствах у тебя, того и гляди, душу отнимут, не только-что постель. Вам никто не задаст тумака, а на счет того, чтобы укладывать чужих ребят в вашей спальне, — никому и в голову не придет!
И он распростился, провожаемый выражениями сожаления и оставаясь глухим ко всяким поощрениям сделать новую попытку перерождения. Он ушел, упиваясь сознанием своей свободы.
Единственную тревогу внушал ему м-р Пэрнип, этот честнейший человек, который, казалось, обладал чудесной способностью встречаться с ним неожиданно в различное время и в различных местах и, хотя ни единым намеком не упоминал о его дезертирстве, однако, достаточно ясно давал понять, что он все еще надеется на возвращение заблудшего. Это было стеснительно для человека с деликатным характером, и у м-ра Биллинга вошло в привычку заглядывать за угол дома, если ему нужно было свернуть в какую-нибудь улицу.
Однажды вечером он вдруг остановился, увидев своего настойчивого друга, который шел немного впереди в сопровождении дамы, тоже члена общества. Потом он, стиснув кулаки, кинулся вперед, когда какой-то прохожий, угрюмо глянув на м-ра Пэркипа, нагнулся и с нарочитой неторопливостью пустил облако табачного дыма в лицо его спутницы.