Там было уже много народа. Одни столпились вокруг холодной печки, другие облокотились на длинный прилавок. Молодой Еверед, живущий за болотами, рассказывал Джими Саладину о Форелях, пойманных им в этот день в ручье за лугом. Билль Бельтер и Зеке Питкин, люди сомнительные, сидели, прижавшись друг к другу на скамье у печки и тихо беседовали. Ле Мотлей и Билль Биссель, оба зажиточные, держались в стороне. Когда Брейд вошел, они спросили его мнение о повышении налогов для исправления дорог в Фратернише. Он усмотрел ч этом новое уважение к своей особе, как к денежному человеку, и это польстило его. В то время, как они разговаривали, вошел в лавку через главную дверь никому неизвестный человек, купил полдюжины дешевых сигар у Энди Луатене и уселся рядом с Виллем Бельтерем. При его появлении говор умолк. Все следили за ним молча, ожидая, что он заговорит.
Этот человек имел вид горожанина; но одежда его была поношена, и наружность его не располагала в его пользу. Джим Саладин, имевший склонность к размышлению, более пытливо отнесся к новому пришельцу; он заметил, что хотя человек этот физически и казался сильным, но некоторая бледность указывала на то, что он давно но пользовался воздухом.
Брейд сделал несколько незначительных покупок. Ему нужен был еще мешок корма, но запас Билля был истощен, а посланный за товаром в город еще не возвращался, так что Брейду пришлось ехать через мост в другую лавку.
— Я вернусь обратно и возьму газету, — уезжая сказал он Бисселю.
Не успел он уехать, как все заговорили о нем. Все знали о полученном наследстве, но сумма была главной темой догадок.
— Вчера я слышал в городе, что один угловой дом его дяди приносил более тридцати тысяч, — объявил Зеке Питкин.
Ге Хенд, только что вошедший, спросил:
— Кто?
— Брейд Миллер!
— Бьюсь о заклад, что он наследовал не менее ста тысяч, — уверял Ге. Он был всегда большим фантазером.
— Нотариус мне сам говорил, что эта сумма была гораздо больше, — клялся Джо Рас. Он лгал только для того, чтобы насладиться впечатлением, производимым его вымыслами. Но незнакомец, сидящий рядом с Бельтером, не знал ни Джо Рас, ни Ге Хенд. Он наклонился вперед, дым его сигары застилал его глаза. Даже Джим Саладин не мог видеть их выражения.
— Брейд кое-что имеет и сам по себе, — заявил Бельтер.
— Он во всю свою жизнь не истратил ни цента, кроме как на это пианино, — подтвердил Ге.
Джим Саладин решил вставить слово:
— Как странно, что вы никогда не замечали этого за Брейдом до нынешнего лета.
— Я всегда говорил, что он был скряга, — настаивал Ге.
— Вы никогда мне этого не говорили, — возразил Джим с легкой усмешкой, и Ге замолчал.
Но никто не мог заставить молчать сплетника Билля Бельтера.
— Он даже не держит их в банке, — объявил Билль. — Он…
Разговор на этом оборвался по случаю возвращения Брейда. Когда он вошел через главную дверь, внеся с собой то преступное молчание, которое обычно воцаряется в подобных случаях, незнакомец заметил тишину, поднял глаза, увидел Брейда и снова опустил голову. Затем украдкою наблюдал за Брейдом, а через несколько минут поднялся и, подойдя к Анди Витлее, сидящему за сигарным прилавком, осведомился, нельзя-ли достать где-нибудь поденной работы. Они обсуждали этот вопрос вполголоса. Когда незнакомец вышел, Саладин спросил Анди:
— Кто это?!
— Бродяга, я думаю. — ответил Анди. — Он хотел узнать, нет-ли работы. Но он не очень нуждается в ней. Он распрашивал у меня дорогу в город.
— Он, вероятно, сидел где-нибудь в тюрьме, — сказал Саладин.
— В городе есть тюрьма, — сухо заметил Анди. — Если он так томится по ней…
— Что он, пешком?
— Теперь чудная луна, — заявил Анди. — Он расчитывает добраться сегодня ночью.
Они заметили, что Брейд собирается уезжать, и Саладин крикнул ему:
— Спокойной ночи, Брейд!
Брейд ответил ему и вышел через боковую дверь, где была привязана его лошадь. Проехав мост, он остановился у другой лавки, чтоб взять мешок с кормом и, повернув лошадь по направлению дома, предоставил ей идти по собственному усмотрению. Ночь была теплая и тихая; луна почти полная освещала всю дорогу. Брейд отдыхал на своем сидении, мысли его бегали; приятные мысли кроткого и доброго человека.
Такие люди бывают при случае строго справедливыми и страшными.
Вернувшись домой, Брейд распрег лошадь и увел ее в стойло. Он оставил дверь конюшни на половину открытой, вошел в дом через хлев и зажег лампу в кухне. Огонь в плите погас. Он приготовил растопку и дрова на утро, наполнил водою чайник и бак на плите. Затем он унес лампу в столовую и уселся читать газету, привезенную им из лавки.