Принимая нас, командир роты с изумлением спросил: «Что же вы такие подзаморенные? Старшина, кормить!»
Надо сказать, что прибыли мы на пополнение корпуса ночью и расположились в огромном амбаре, наполненном початками кукурузы. До распределения по подразделениям поджаривали початки на огне. На короткое время они становились мягче и съедобней. Одновременно очищали от ржавчины розданные нам винтовки: их прежние владельцы выбыли из части по ранению или погибли.
Через пару дней в январе 1943 года из района трех небольших хуторов — Верхние, Средние и Нижние Грачики — 1-й гвардейский мотомеханизированный корпус по льду с полыньями от разрывов снарядов форсировал р. Северский Донец и овладел на ее высоком и довольно крутом правом берегу станицей Большой Суходол, что в полусотне километрах восточнее Ворошиловграда.
Почти весь день после боя по форсированию, за исключением времени чистки пулемета, я вспоминаю как мое личное непрерывное маневрирование, заключавшееся в том, что, следя за направлением пикирования «юнкерсов», я переваливался с одной стороны приземистой известняковой ограды, так свойственной тем местам, на другую, надеясь спастись от авиабомб. Надо сказать, что кроме этих оград, в Большом Суходоле, почти ничего не осталось. Помню только оббитую со всех сторон одиноко торчавшую колокольню.
Каким-то образом я оказался в паре десятков метров от огневой позиции «зенитки». Будучи единственным средством прикрытия пехоты от вражеской авиации, она была одной из главных целей немецкой бомбежки. Перед моими глазами — взрыв бомбы на позиции, крик, и санитарка, одна рука которой удерживает откинутую голову молодого парня с побледневшим лицом, а другая эту голову бинтует.
Время от времени наведывается «рама». Так мы называли двухфюзеляжный самолет-разведчик, предназначенный для стерео-аэро-фотосъемки. Это была азбука: через полчаса после «рамы» жди налета и бомбежки.
Не было отдано ни одного приказания, горячей пищей даже не пахло. Последнее не было неожиданным, а наоборот, легко объяснялось. Накануне, за несколько часов до боя нам выдали сухой паек — НЗ: буханка мерзлого хлеба, пара селедок и щепоть сахара. Приказано не прикасаться. Разложив еле тлеющий костерк, мы сидели вокруг него всем взводом. Пришел политрук роты и поздравил нас с тем, что мы начинаем освобождать Украину. Он ушел, а взводный, который был на год старше меня (его фамилии я не помню), развязав свой вещмешок, чего-то там отщипнул и отправил в рот. Этого было достаточно, чтобы приказ о неприкосновенности неприкосновенного запаса был немедленно забыт, а сам запас — уничтожен. И есть хотелось, и сама мысль, что через несколько часов убьют, а НЗ так и останется лежать в мешке, не давала покоя и была настолько логична, что никакая воинская дисциплина не могла с ней тягаться.
Все-таки кое-какую еду взамен НЗ в Суходоле раздобыть удалось. В заброшенной землянке я наткнулся на бочку соленых бурых помидоров и корыто квашеной капусты.
К вечеру появились признаки организованного начала. Нас собрали, построили и объявили приказ: 1-й гвардейский мотомеханизированный корпус вводится в прорыв и ударом с севера на юг овладевает городом Ростов-на-Дону.
Я был всего-навсего рядовым пулеметчиком, но хорошо помня географическую карту, недоумевал, как можно корпусом наносить удар с севера на юг вдоль фронта по тылам противника с задачей преодолеть расстояние около двухсот километров. Разумеется, я ни с кем не делился своими мыслями. Мне это не полагалось.
Мы двигались всю ночь, преимущественно по балкам, часто останавливаясь на то время, пока разведка не доложит, что можно продолжать движение. Команды отдавались только вполголоса. «Стой!» — Все валимся на снег, плотно прижавшись друг к другу, и немедленно засыпаем. Куча мала. Хуже всего тем, кто с краю. Тем, кто в самом низу — тяжко, но тепло. Идеального положения нет, но об этом никто не думает. Только спать… Здесь следует заметить, что для сна на снегу мы были вполне приспособлены. При отправке на фронт маршевой ротой из запасного полка мы были обмундированы как нельзя лучше. Действительно: шинель, телогрейка, ватные брюки, валенки, шапка, подшлемник, две пары теплых рукавиц, новые хлопчатобумажные гимнастерка и брюки, две пары нательного белья, пара теплого белья, три пары портянок. Кроме того, на случай оттепели или, тем более, прихода весны у нас были ботинки и обмотки. Рано или поздно весна, конечно, наступит. Вопрос, наступит ли она для тебя? Справедливости ради надо признать, что в связи с ранними морозами ботинки и обмотки за дальностью перспективы их использования были обменены на еду еще по пути на фронт у крестьянок на пристанционных базарчиках. Это были, главным образом, крупные ржаные пироги с картошкой.