– Учитывая ваше здоровье, ничего. Совсем скоро вы предстанете перед судом Всевышнего, и этот суд праведнее земного. Я обещаю вам, что этими признаниями воспользуюсь только в крайнем случае, если молодой Маккарти будет осужден. Если же нам удастся добиться его оправдания, никто на этой земле не узнает о вашей тайне даже после вашей смерти.
– Спасибо, сэр, и прощайте, – торжественно сказал старик. – И пусть, когда наступит ваш смертный час, вам принесет успокоение воспоминание о том, насколько вы были добры к моей мятежной душе.
Сгорбившись и тяжко припадая на правую ногу, он медленно вышел из комнаты.
– Да поможет нам Бог! – проговорил Холмс после затянувшейся паузы. – Почему судьба бывает столь жестока к несчастным, беспомощным созданиям? На основании многочисленных доказательств, представленных Холмсом, суд присяжных оправдал Джеймса Маккарти. Во многом благодаря этому старый Тэнер прожил еще более полгода после нашей встречи. Сегодня его уже нет в живых. И, несомненно, Джеймс и Алиса будут счастливы вместе, не зная о темном прошлом своих отцов и позабыв те мрачные трагические события, которые омрачали их прошлое.
Пять апельсинных зернышек
Когда я просматриваю свои заметки о Шерлоке Холмсе за период от 1882 до 1890 года, я нахожу столько странных и интересных случаев, что положительно затрудняюсь, который из них выбрать, чтобы рассказать читателям. Некоторые из них уже известны из газет, а другие не дали возможности моему другу проявить тех особенных свойств его таланта, которые я отмечаю в моих заметках. Были и такие случаи, в которых его искусный анализ не приводил к окончательным результатам, так что рассказ об этих событиях является чем-то вроде рассказа без конца; случалось ему открывать только часть истины и то, скорее, по догадкам и предположениям, чем по дорогим ему логическим выводам. Между записанными мною рассказами встречается один настолько замечательный по деталям и по результатам, что мне хочется передать его, несмотря на то, что в нем есть некоторые обстоятельства, невыясненные до сих пор, и которым, вероятно, суждено навеки остаться невыясненными.
В 1887 году у Холмса было много более или менее интересных дел, отмеченных в моих записках. Между прочим, я нахожу отчеты о деле «Парадол Чэмбер», общества нищих-любителей, имевших роскошный клуб в подвале одного мебельного магазина, о расследовании фактов, связанных с пропажей судна «Софи Андерсон», о странных приключениях Патерсонов на острове Уффа и, наконец, дело об отравлении Кэмбервелла. Не мешает припомнить, что в этом деле Шерлоку Холмсу удалось доказать, что часы покойного были заведены за два часа до смерти и что, следовательно, он лег спать в это время – заключение, имевшее громадное значение для разъяснения дела. Но ни одно из дел не представляет таких странных особенностей, как то, которое я собираюсь рассказать.
Стоял конец сентября, и экваториальный шторм отличался особой свирепостью. Весь день ветер ревел беспрерывно, а дождь стучал в окна так, что даже здесь, в самом сердце громадного, сотворенного руками человека Лондона люди невольно, хотя на мгновение, отрывались от обычной рутины жизни и признавали величие сил природы, которые грозят человечеству, словно дикие звери, заключенные в клетку. С наступлением вечера буря еще усилилась, ветер завывал в камине и стонал, как дитя. Шерлок Холмс угрюмо сидел у камина, перелистывая свои записки. Я же совершенно углубился в чтение романа Кларка Рассела из морской жизни. Завывание бури как бы смешивалось с текстом, а шум дождя переходил в шум воли. Моя жена гостила у тетки, и я поселился на несколько дней в старой квартире на Бейкер-стрит.
– Что это? Как будто звонят? – сказал я, взглянув на Холмса. – Кто может прийти в такую погоду? Кто-нибудь из ваших приятелей?
– Вы мой единственный приятель, – ответил он. – Гостей я не люблю.
– Ну, так, может быть, клиент?
– Если так, то по очень серьезному делу. Кому иначе охота выходить из дома так поздно и в такую погоду? Вернее всего, это какая-нибудь приятельница хозяйки.
Шерлок Холмс, однако, ошибся, так как в коридоре послышались шаги и кто-то постучался в дверь. Он переставил лампу так, чтоб свет падал на кресло, предназначенное для посетителя.
– Войдите! – сказал Холмс.
Вошел молодой человек лет двадцати двух, хорошо одетый, изящный и, видимо, из порядочного круга. Мокрый зонтик, с которого лились потоки воды, и длинный, блестевший от сырости дождевой плащ давали ясное представление о том, что делалось на улице. Вошедший беспокойно огляделся вокруг. Я заметил, что лицо его было бледно, а в глазах выражалась душевная тревога.