Холмс погрозил кому-то кулаком в воздухе.
– Невероятная глупость! – крикнул он.
– Впрочем, мне дали полицейского, который может остаться у меня дома.
– Он пришел теперь с вами?
– Нет. Ему приказано оставаться дома.
Холмс повторил свой угрожающий жест.
– Почему вы не пришли ко мне сразу?
– Я не знал. Только сегодня я рассказал майору Прендергасту о моем отчаянном положении, и он посоветовал мне обратиться к вам.
– С тех пор, как вы получили письмо, прошло уже два дня. Следовало начать действовать раньше. У вас нет никаких указаний, кроме этих писем, ничего, что могло бы помочь нам?
– Есть одна вещица, – сказал Джон Опеншоу.
Он порылся в кармане сюртука и, вынув оттуда кусочек полинялой синей бумаги, положил его на стол.
– Я помню, – продолжал он, – когда дядя сжег бумаги, я заметил, что не обгоревшие края бумаг, лежавших среди пепла, были такого же цвета. Этот лист я нашел на полу комнаты дяди и думаю, что он случайно выпал и не попал в камин. Я думаю, что это страница из дневника. Почерк несомненно дядин.
Холмс подвинул лампу, и мы оба наклонились над листом, очевидно, вырванным из записной книжки.
Наверху была надпись: «Март, 1869», а внизу стояли следующие загадочные слова:
«4-го. Хадсон прибыл. Прежние убеждения.
7-го. Зернышки посланы Маккали, Парамору и Джону Свэйну из Сент-Августина.
9-го. Маккали устранился.
10-го. Джон Свэйн устранился.
12-го. Навестили Парамора. Все благополучно».
– Благодарю вас, – сказал Холмс, складывая бумагу и возвращая ее нашему посетителю. – А теперь вам нельзя терять ни одной секунды. Нам некогда даже поговорить о том, что вы рассказали мне. Отправляйтесь сейчас же домой и действуйте.
– Что я должен делать?
– Сделайте только одно немедленно. Положите бумагу, которую вы только что показали нам, в описанную вами медную шкатулку. Положите туда же записку, где скажете, что все остальные бумаги сожжены вашим дядей, и это единственная, оставшаяся целой. Надо написать так, чтобы слова внушили доверие. Сделав это, поставьте сейчас же шкатулку на солнечные часы. Вы понимаете?
– Да.
– В настоящую минуту не помышляйте о мести. Я думаю, что суд поможет нам в этом отношении, а теперь нам надо плести сеть, тогда как их сеть сплетена уже давно. Прежде всего, надо удалить угрожающую вам опасность, а потом уже открыть тайну и наказать виновных.
– Благодарю вас, – сказал молодой человек, вставая и накидывая на себя плащ. – Вы влили в меня новую жизнь и возбудили надежду. Я поступлю по вашему совету.
– Не теряйте ни минуты. И, главное, будьте осторожны, так как я не сомневаюсь, что вам грозит большая опасность. Как вы едете обратно?
– По железной дороге с вокзала Ватерлоо.
– Еще нет девяти часов. На улицах много народа, так что, надеюсь, вы в безопасности. Но все-таки будьте как можно осторожнее.
– Со мной револьвер.
– Это хорошо; завтра я займусь вашим делом.
– Так, значит, вы приедете в Хоршэм?
– Нет. Тайна вашего дела кроется в Лондоне. Я буду искать ее здесь.
– Так я зайду к вам денька через два и расскажу про шкатулку и бумаги. Я последую всем вашим советам.
Он пожал нам руки и вышел из комнаты. На улице ветер завывал по-прежнему, и дождь хлестал в окна. Дикий, страшный рассказ словно был занесен к нам разъяренной стихией, которая снова поглотила его.
Шерлок Холмс несколько времени сидел молча, опустив голову на грудь и устремив взгляд на пламя и камине. Затем он зажег трубку и, опершись локтями на колени, стал следить за голубыми кольцами табачного дыма, поднимавшимися к потолку.
– Мне кажется, Ватсон, – сказал он, – что это самое фантастическое дело изо всех, за которые нам приходилось браться.
– За исключением разве «Знака четырех».
– Пожалуй! Но, по-моему, этому Джону Опеншоу угрожает бо́льшая опасность.
– А составили вы уже себе какое-нибудь мнение относительно угрожающей опасности?
– Да тут и вопроса быть не может.
– В чем же состоит эта опасность? Кто этот «К. К. К.»? Почему он преследует эту несчастную семью?
Шерлок Холмс закрыл глаза, облокотился на спинку стула и сложил вместе кончики пальцев.
– Идеальный мыслитель, – сказал он, – на основании одного факта выводит не только всю цепь предшествовавших ему событий, но и последующие результаты. Как Кювье мог вполне правильно описать животное по одной его кости, так и мыслитель, вполне уяснив себе одно звено в цепи явлений, должен уметь выяснить все то, что предшествовало им, и что следует за ними. Но для достижения полного успеха мыслителю необходимо воспользоваться всеми представляющимися ему фактами; для этого, согласитесь, надо знать все, а это даже в наши дни энциклопедического образования встречается очень редко. Однако человек может знать все то, что полезно для его дела, и я всегда стремился достичь этого. Насколько я помню, вы в начале нашей дружбы определили очень точно сумму моих знаний.