Гена: Ну? Слышите разницу?
Агапкин: У тебя пальцы толстые.
Я: Вроде звук чище.
Бард Гена хлопнул ладонью по деке.
Гена: Вот! Он слышит. А ты сам дурак.
Агапкин: И что ты этим хотел сказать?
Гена: Как такое возможно? Эта двадцать три, а эта пятнадцать, а звук чище? Этой тридцать пять, а у той молоко не обсохло. Почему так?
Агапкин: Тьфу! Одно слово – бард. Развел философию на ровном месте.
Агапкин рассердился и разлил водку. Выпили. Закусили сочным яблочком. Из подъезда вышел Колупай. С подушечкой для сидения. Колупай обожал сидеть на лавке и поэтому купил подушечку. Поручкались. Налили Сережке. Дали.
Агапкин: Сережка, мне показалось или у тебя бормотуха желтизной стала отдавать?
Колупай: Стала. Лимон добавил. И димедрол.
Гена: О как! Коктейль получается.
Колупай: Коктейль не коктейль, а людям нравится.
Я: Им всегда нравится. Ты не замечал?
Колупай: Пьют, конечно. Но с лимоном приятней. Кислинка такая. Вынести на пробу?
Агапкин оживился. Он любил угощения. Бард Гена тоже не возражал. Я не отказывался из принципа. Колупай скрылся в подъезде, но уже через минуту вышел.
Колупай: Холодненькая.
Разлили. За этим занятием нас застал Чугайнов. Наше занятие ему не понравилось.
Чугайнов: Колдырите опять? Что это у вас?
Агапкин: Колупай угощает. Новинка сезона. Бормотуха лимонная с димедролом. Будешь?
Чугайнов волком посмотрел на Колупая.
Чугайнов: Ты зачем это делаешь?
Колупай: Что делаю?
Чугайнов: Лимон кладешь.
Колупай: Хочу и кладу. Так вкусней.
Чугайнов: Ничего не вкусней. Отцы не клали, и ты не клади.
Колупай: Ты бухой, что ли?
Чугайнов: Сам бухой. Димедрол еще. Я не кладу, и ты не клади. Если щас все начнут что попало класть, как мы жить будем?
Колупай: Ты чужим прибылям не завидуй. Я ж не виноват, что у тебя не берут. Вот, попробуй. Оцени продукт.
Колупай налил полстакана и протянул Чугайнову.
Чугайнов: Не буду. Химия одна. ГМО. Травишь народ почем зря.
Колупай: А ты, значит, не травишь?
Чугайнов: Вода и спирт у меня. Ими не потравишь.
Гена: Мужики, хорош собачиться.
Агапкин: Нет уж, пусть собачатся. Все лучше, чем про твои гитары слушать.
Я молчал. Наплывал сладкий туман. Хотелось ссать, но я откладывал. Приближалась невесомость.
Колупай: Ты чего пристал? Торгуй чем хочешь. Димедрол добавляй, добавляй лимон, слова не скажу.
Чугайнов: Не скажет он… Последний раз спрашиваю: уберешь лимон с таблетками или нет?
Колупай: Не уберу. Мой рецепт, фирменный. Всем нравится. Вам нравится, мужики?
За всех ответил беспощадный Агапкин.
Агапкин: Очень нравится. Амброзия. Грешно за пятнарик продавать.
Колупай: Поднять, думаешь?
Агапкин: Своим – нет. А чужим и за двадцатку можно.
Чугайнов скривился, как в морге.
Чугайнов: Я тебе отомщу!
Колупай: В морду дашь? Так я тебя до Пролетарки пинать буду. Давай прямо щас, хочешь?
Чугайнов не хотел. Он был тонким человеком и поэтому убежал домой. А мы все прилично нагрузились, пели песни, шатались по району, а утром проснулись с дикого бодуна. Я вяло оделся и вышел во двор. По двору вспугнутой курицей бегал Колупай. Бард Гена и Агапкин плевались на корточках. Тамара курила на крыльце.
Скамья исчезла. Остались только слоновьи ноги, поваленные плашмя.
Колупай внезапно остановился.
Колупай: Я всё понял! Это Чугайнов! Он мне так мстит.
Агапкин: Да не мог он. Сам на ней сидел.
Гена: А пошли к нему зайдем?
Тамара: Ё…нутые.
Всей гурьбой мы поднялись на второй этаж. Колупай заколотил в дверь.
Колупай: Чугунина, отдай скамью! Это наши с тобой дела. Не впутывай…
Колупай не понял, кого надо не впутывать, и замолчал.
Дверь отворилась. На пороге застыл Чугайнов с разбитой губой.
Агапкин: Это кто тебя так?
Чугайнов: Не знаю. Я ночью подышать вышел, а они доски гвоздодером рвут. Ну, я в драку. Огреб. Ноги, правда, не дал унести. Лежат ноги?
Колупай: Лежат. Малорик ты. Доски найдем, ноги главное. Спас скамью. Ну почти.
Гена: Сколько их было?
Чугайнов: Четверо. Здоровые.
Агапкин: И ты полез?
Чугайнов: А что было делать? Наша же скамья.
Я: Убить могли. Нас бы хоть крикнул.
Чугайнов: Я кричал. Вас, бухих, не добудишься. А они уже тащат.
Колупай: Бля, Чугайныч. Ты ваще в порядке. В одну каску отбил.
Чугайнов: Отбил. Я знаю, что ты нашу скамью любишь. Мы с тобой покусались вчера, но все равно ведь…