— Привет всем! — бодро от двери, — я вернулась!
Дары пришлись по вкусу. С улыбкой глядела Слагалица, как близняшки примеряли кофточки молодежные, да юбчонки джинсовые, крутясь перед зеркалом. Пригожие девчонки, ладные, за всю жизнь едва ли красивее одежонки имели, а Степке за счастье порадовать. Не утерпела и отдала сережечки серебряные, которые на Рождество приберегла. Уж больное те радовались искренне. Бросились с поцелуями, одна перед одной в объятиях сжимая, да благодаря.
Егорычу Степанида ножичек подарила, с красивой резной рукоятью. Лукерье набор для вышивания, Крапивке маленькую бархатную подушечку, баннику набор мыла ручной работы, Конопатке кувалду деревянную. Рыкою подстилку пушистую, чтоб у печи мягче спать было. Наташке достался набор заколочек, от которого она обиженно заморгала, да засопела.
— Не дуйся ты! — сказала Степка, — это не весь подарок. Основной доставят через пару дней. Его как раз изготавливают!
— Да? А что это? — заинтересовалась русалка.
— Не скажу, сюрприз будет!
— Как в том анекдоте, небось? — сощурилась с подозрением, — муж жене перед Новым годом в магазине платочек выбрал и попросил завернуть покрасивше. А продавщица спрашивает, что, жене подарок? Мужик говорит, — сюрприз! Она-то шубку ожидает…
— Не боись, Ната-ударение-на-вторую-а, я тебе платочков дарить не буду!
Побыла хозяйка для приличия в кухоньке, кофейку испила, пару вареничков с ливером куснула и укрылась в опочивальне, где уже привычно ее Апгрейд дожидался.
— Привет, мой хороший, — обняла, в шею уткнувшись, аромат хвои вдохнув, — ты чего один всегда? Рыкой и тот с девчонки тусит.
— «Мне и самому не скучно»
— Тебя никто не обидел?
— «Как меня можно обидеть?»
— Мало ли. Хоть словом, хоть взглядом.
— «Нет. Просто…»
— Что?
— «Беляна… на меня слишком долго глядит и щурится. Не привык, смущаюсь»
— Вот черт! — Степка вскинула брови, — навела девок полный дом, а они к моим женихам неровно задышали. Веста на Никиту украдкой поглядывает, Наташка Антона соблазняла, тут еще и Веста…
— «Русалке Антон разонравился, вчера с Петром заигрывала. Он так убегал, едва кожух не забыл» — в голосе медведя слышалась усмешка.
— Космы им, что ли повыдергать? — спросила беззлобно и устало.
— «Не надо. Это страсти кипят предсвадебные»
— А точно, что-то такое мне Евдотья рассказывала. Я, правда думала это в какие-то ссоры между женихами выльется…
— «Скоро все закончится»
— Да… а я с подарком…
— «Для меня?!»
— Ты чего так удивляешься всегда? Жених ты мне!
— «Прости, но…»
— Вот, примерим…
И Степанида защелкнула на левой лапе мишки браслет из серебра и кожаных шнурков. Браслет был массивным, но все равно на большой лапе смотрелся мелковато.
— Здесь твое имя написано, только сокращенно. Я его как увидала, сразу поняла — для тебя!
— «Мое имя?»
— Да, вот, видишь буквы «G», «R», «E», «Y». Это на английском.
— «Значит, меня можно называть, Грей?»
— Мы ведь часто имена сокращаем. Я Степанида, а меня все Степкой кличут. Ты Апгрейд, будешь Греем. Если нравится.
— «Очень нравится. Особенно когда ты говоришь. Говори почаще…» — и осторожно так погладил браслет второй лапой.
— Грей! Грей, Грей! — сказала Степка улыбаясь, уже искренне, не натянуто, и вдруг застыла. «Мы ждали тебя, Грей!» — всплыли в мозгу собственные, когда-то произнесенные слова. Но как иногда бывает, воспоминание крутится в голове, да в точку попасть не может. Нахмурилась Слагалица, а припомнить целиком не вышло. Вот только на уровне инстинктов — доброе это воспоминание, хорошее…
Дошел черед и Полянке дары от своей Слагалицы принимать. Не желая покамест более никого видать, Степка с Греем в две ходки оттащили к Ручью рассаду с семенами.
В этот раз Рыкой тоже последовал за хозяйкой, а теперича разлегся на одном из деревьев, лениво поглядывая одним глазом по сторонам. Видно скучала животинка за лесом. Какой бы вкусной не была дома Лукерьина сметанка, природа кликала. Медведь же улегся под дубом, предварительно нарыв лапами ямок, где указала Слагалица.
И Степанида взялась. Аж ладошки покалывали, такое нетерпение напало от желания приступить к некогда любимому, но давно позабытому делу.
С головой, как говорится, ушла в посадку, с душой. И сама не заметила, как плохое позабылось, до того приятно было ей сие времяпрепровождение. И пальцы, оказывается, помнят и растения слушаются.
Сперва высадила три сорта клематиса у старого засохшего деревца, уныло стоящего в самом центре. Корчевать деревце не решилась, а вот украсить, почему нет? За пару лет клематис активно разрастется, так и арку можно будет соорудить. Красиво получится, закачаешься. Не хуже, чем у крутых дизайнеров.
Степка даже представила, как лиловый, розовый и голубой клематис сплетутся, смешаются, превращаясь в цветущий ствол. Одно жалко, до свадьбы не успеет эта красота сотвориться.
Опосля полукругом, у того же деревца, густо высадила белую примулу. Руки тут же стали печь и чесаться от жгучих мелких волосков. Однако, целебная водица мигом уняла зуд и мелкие красные прыщики сошли прямо на глазах.
«А еще накуплю вазонных цветов и тоже полукругом расставлю, будет и моя свадьба красивая. Наша, свадьба… И пусть, что о ней не узнают ни друзья, ни родители, все равно хочется праздника, красоты, цветов… Может и мальчикам понравится?»
С этими мыслями она еще активнее принялась за работу, высаживая подле «свадебного места» рассаду и семена. «Ничего-ничего, весной здесь клумба разрастется! Климат влажный, теплый, расти быстро будет и цвести хорошо… жаль, только не похвастаешься… Хотя… в инсте-то можно фотки выложить! Ха-ха, подруги подумают, я куда-то на юга уехала…»
Работа еще веселее пошла и на душе легчало с каждым посажанным семечком. И когда она уставшая, голодная, присела у ручья передохнуть, взгляд случайно упал на противоположный бережок, где редко и как-то сиротливо цвел лютик едкий, он же «куриная слепота» в народе.
— Ух ты… а чего же ты так слабо цветешь? — обратилась она к цветку, — возле воды ты до полуметра вымахать должен… — Слагалица перепрыгнула ручей в самом узком месте и склонилась над растением. И даже попервой задумалась, а откуда ей ведомо, что это за растение и почему водицу любит? И не нашла ответов в своей голове… Знала и все… Словно откуда-то из архивов мозга вынула информацию. «Хм, может во мне проснулись знания прошлых Слагалиц? Интересно, может такое быть? У Лукерьи спрошу…»
Присела у лютика и стала осторожно стебли поднимать. «Надо Фичу и Грею сказать, чтоб не трогали, ядовитое оно. Ой, я и это знаю… Ну ничего себе…» дивилась сама себе.
Оказалось, там где рос лютик, грунт осыпался, обнажив корни, оттого растение и росло еле-еле.
Схватила Степка лопатку и принялась пересаживать его повыше, там где грунт более прочный. Стало жалко мелкие желтые цветочки, которые так остро нуждались в помощи.
Работала и думала. О разном. О родителях, подругах. С одной из них целый день вчера провела. Той, что тройня детишек по году. Славные малявки такие, смешные, шкодные, вихрем по дому носятся, как цыплята. Красивые у Настены детки, светлые, пушистые головки, лыбы до ушей и щебечут что-то непонятное, ну точно цыплята.
Да и Наська женщина красивая, видная. И не скажешь, что тройню выносила. Худенькая, стройная, морщинки ни одной. А глазища так — вообще! На половину лица голубые озера. Вот только… муж… Объелся груш. Тот еще мудак. Они с девчонками его не переваривали. Нахлебник чертов. Вцепился, как клещами, башку задурил, сам не работает нигде. Трутень. Этот, как это? Типа, свободный художник. Тоже мне художник, от слова «худо». По одной картине в год рисует. И разве то картины? Дети в саду и то лучше нарисуют. Каляки какие-то, гордо обозванные «абстракцией». «Абсракция у него, а не абстракция!» — говорили общие знакомые шепотом и глаза закатывали, но только незаметно, ведь Наську расстраивать никто не хотел. Любила она за что-то супруга, недостатков не замечая. Себя не щадила, сразу после родов на работу выскочила, дабы отару детей прокормить и муженька с его маменькой, в одной квартире с ними проживающую.
«Дуры, мы бабы, ох дуры… — вздыхала Степка, земельку ковыряя, — молодость, красоту, здоровье, на козлов тратим! Хотя нет, этот ее Генка-художник, скорее на пса похож, чем на козла. На коротколапого французского бульдога. Точно! — хихикнула себе под нос, — ножки короткие, грудь колесом, щеки налопал, на плечах уже лежат. И смердит от него вечно псиной! Фу! — а потом застыла Степка с лопаткой поднятой и побледнела от мыслишки острой, — ой, мамочки… а что… если… Генка… двоедушник?»
Аж сердце застыло от понимания. А что, если правда? Как там Лукерья про двоедушников говорила? Две души у них, человечья и животного. И что они присасываются к кому-то и всю жизнь потихоньку силу сосут. «Мля… неужели Наська за двоедушника замуж выскочила? Черт, что ж делать, как выяснить?» Вчера, когда она подругу проведывала, муженька дома не оказалось, а свекровь со своей комнаты не выходила. Может сейчас, когда в Степке проснулись силы, она бы и разглядела их вторую сущность, как было с теми «вонючками», что на Антона напали?