— Я уже говорил тебе. После обряда мы останемся с тобой вдвоем, не будет никакой великолепной семерки!
— Слишком ты самоуверен, ты об этом знаешь? — Степка скривилась, — это бесит. Ты не забыл, что остальные тоже ко мне что-то испытывают? И я тоже… могу к кому-то прикипеть, — она вспомнила Митю и в сердце кольнуло теплым лучиком, — так что давай эту тем закроем. Пока!
— Твоя симпатия останется прежней даже после того, что сделал водяник? — лесник изумился.
— Я не верю, это не Митя!
— Хорошо, допустим. Кто?
— Николай. Или маменька твоя. Да мало ли кому ты успел насолить за жизнь, характер чай, не подарок. Может ты еще у кого-то невесту увел и это месть?
— Нутром чую, что он! — не унимался Гор.
— Ну и чуй, без доказательств никого обвинять не стоит! Вон, к маменьке сходи! Это она тут зельеварщица, пусть вспоминает, кому феромончики продавала!
— Схожу, обязательно! — заверил лесник.
— Ну и молодец, — Степка потянулась, всем своим видом показывая, что данная тема ее больше не интересует, — расскажи мне лучше, удалось ли что-то найти?
— Не удалось. Та тварь ушла по деревьям, потерял след…
— Как считаешь, если у хапуги не вышло меня украсть, он еще предпримет попытку, или на этом все?
— Он называется хапун, — исправил Гор, — сомневаюсь, что он сдастся, если уже положил глаз. Поэтому тебе нельзя выходить одной, пока мы его не устраним или не найдем способ отвадить.
— Ох, как же мне это все надоело, — вздохнула она, — проводи меня домой, хочу в душ и спать!
— Оставайся у меня… — робко попросил он.
— Спасибо Гор, но ты и сам знаешь, что я не могу. Твоя мать сказала, что внимание нужно оказывать всем в равной мере! Другие обидятся, оно мне надо? — признаться Степка кривила душой, как нельзя кстати вспомнив завет Матильды. Ведь у Мити с радостью оставалась на ночь. К Гору ее тоже тянуло, но в тоже время, в его присутствии она испытывала напряжение. Возможно просто сама себя боялась, что не устоит? Но на данный момент ответа на этот вопрос не было.
— Давай хоть поужинаем.
— Не хочется, спасибо. Никакого аппетита.
— Ты похудела с нашей первой встречи, — заметил Гор, — скоро от ветра шататься начнешь!
— Ты и так очень красивая, есть за что подержаться! — не согласился мужчина.
— Давай лучше не будем на эту тему! С последнего раза, как ты «подержался», у меня весь зад исцарапан!
— Да ты что? Дай посмотреть! — и даже вперед подался, якобы лучше рассмотреть.
— Спасибо, обойдусь!
— Чего ты? Может царапины смазать надо?
— Обойдусь, сказала! Одни увечья от тебя, то метки, то царапины! — надула она губы, — ах да, чтоб полную бутылочку зелья принес мне рано утром. Мало ли, как на меня завтра Петр Ильич воздействовать будет…
Лесник скривился, дернулся и ответил:
— Вечером принесу. Катерину спроважу домой и принесу.
— Как, кстати, ты ее домой отведешь?
— Позову мать, пусть усыпит. Переход между мирами ей лучше не видеть.
— Ну да… понимаю, — ответила, а мыслями уже унеслись вперед: «Сегодня надо успеть с Письмовником пообщаться, давно с Евдотьей не беседовала. Да и поглядеть, как там у Зои дела…» — Ладно, пойдем? Кис-кис-кис, где моя киса?
Рыкой ленивой походкой выполз из-под кресла и прыгнул в протянутые руки.
— Хороший кошак, как же мне тебя назвать, а? Будешь Мурзиком?
— Стеша, ты шутишь? — улыбнулся Гор, — хищника-телохранителя Мурзиком называть.
Как в доказательство его слов рыкой скривил мордашку.
— А как? Я не сильна в кошачьих кличках. Ладно, побудешь пока безымянным! — решила она, — позже что-нибудь придумаю!
— М-да, неудачка у нас со свиданием вышла, — сказал мужчина грустно, — даже толком вместе не побыли.
— Как это не побыли, — не согласилась Степа, — а у сосны, забыл?
— Это не считается, я не в себе был. Хочу обнять и приласкать тебя по-настоящему… Иди ко мне? — и посмотрел так манящее, так жалобно.
— Н-но…
— Сейчас-то ты чего боишься? От материных капелек я не озверею. Хочу просто обнять тебя, коснуться. Мне это надо, как воздух…
Отказать она не смогла. Как бы ее не злил и не раздражал местами лесник, в его объятиях было хорошо. Да и неправильно это, отказывать жениху в малом.
Степанида отпустила кота на пол, а сама шагнула в мужские объятия. Гор прижал к себе бережно, погладил по спине, подхватил на руки уселся с ней в кресло. Чмокнул в макушку, пробежался сильными пальцами по затекшей шее, запрокинул голову и осторожно коснулся губ.
— Стеш, оставайся, хочешь, сделаю тебе массаж, а на ужин угощу куропаткой? Я ее по собственному рецепту приготовил с пшеничной кашей… А потом кино посмотрим… Можешь даже на ночь не оставаться, просто побудь еще немного, прошу…
— Н-но… Гор, это, неправильно ведь, — прошептала слабо, — завтра мне с Петром Ильичом встречаться. Что если и он захочет всего того же самого? А потом Антон? Я не могу так сразу… Мне привыкнуть надо.
— А ты не со всеми, а только со мной…
— Ну не начинай и так тяжко, — она прилегла ему на грудь, обняв за талию, — еще пять минут так посидим и идем!
Степанида лежала и думала, что будь у Гора характер помягче, она бы не нашла в себе сил расстаться. И от этой мысли стало немного неловко, словно она ею предала чувства к Мите.
Глава 5
«Где любовь, там угождение, а где страх, там принуждение»
— Опаньки, обнаружился наш потерянный? — провозгласила Лукерья, когда Степанида с рыкоем на руках вошла в дом.
— Можно и так сказать, — устало ответила женщина, — найди ему, что покушать, пожалуйста. А мне бы ванну согреть, сможешь?
— Об чем речь, сделаем! — ответил вместо Лукерьи Егорыч, — вот токмо я, что баять хотел вам, барышня…
— Да? В чем дело, Егорыч? — хозяйка опустила питомца на пол в кухне и побрела в свою диковинную ванную комнату. Но когда попыталась закрыть за собой дверь, рыкой проскользнул меж ног и первым вошел, — без тебя не освятится, да? — с вялой улыбкой спросила, но выгонять не стала. Охранник, как никак.
— Опасаюсь я, как бы банник не осерчал на вас, — пока Степанида, подняв брови, наблюдала за тем, как прямо из ниоткуда в деревянную ванну наливается теплая вода, Егорыч рассказывал о своих опасениях, — затаит зазлобу, как есть!
— Кто-кто, я не поняла?
— Так, банник жеж! В истопке нашей проживает! — пояснил охоронник, — шибко норовистый! Едва не так глянешь — починает рюмсать и поленьями бросаться, — Егорыч тихонечко вздохнул.
— Та-а-а-к… — протянула Степка, — а кто еще у нас живет, а я знать не знаю?
— Кринница жила, да захворала, — подключилась Лукерья, — водица замулилась, она бедолашка и захворала. Задремала теперича. Но ежели почистить водицу-то, да позвать ее, воротится! Как есть, баю!
— Э-э-э… а поподробнее? — заинтересовалась хозяйка. Ну надо же, полный двор жителей, а она и не догадывается!
— Полезай в ваганы, а я баять буду!
— Егорыч, ты здесь? — спросила Слагалица перед тем, как раздеваться.
— За печью скрылся, — ответила Лукерья, — помнит, что ты соромишься. Токмо зря ты, Егорыч, вестимо, не мужик!
— Как не мужик? А, кто?
— Ты спросишь, часом, так хоть падай! Духи — мы! Чаво нас соромиться?
— Кх-м, да? Знаешь, Лукерья, — Степка погрузилась во воду по самую шею и блаженно пробормотала, — я даже не задумывалась, кто вы. Думала, часть дома. Ну… просто дом такой говорящий и разные дела выполняющий.
— Благодарствую тебе, в тряпочку! — обиженным тоном сказала охоронница, — сама ты часть дома!
— Да не обижайся ты. Откуда мне было знать? Расскажи!
— И то правда, горе, а не Слагалица! — вздохнула Лукерья, поворчав для порядка и повторила, — духи, мы! Крапивка, та дворовая. Глядит за порядком от дома до плетеня, животину кормит, огород, сад, усе на ней. Конопатка — ведогонь. Он дух-двойник домика нашего. Ежели с домом чаво случится — ведогонь помреть. И наоборот. Егорыч — помощник дворовым, да другим духам. Добытчик, провиант — это по его части. Оногда, спереть могет у соседей, коли без присмотру, такова порода!
— А, точно, он у Петра Ильича электричество спер! — хихикнула Слепка, а Лукерья продолжала:
— Банник — тот дух истопки. И натопит, и воды наносит! А норов правда — жуть! Ежели застуду затаит, ховайтесь усе! Давеча с Егорычем заспорил, кой веник для истопки лучше, дубовый, аль березовый. Так пульнул в таво поленом, голову расшиб!
— Ого! А чего это он такой борзый? Давай выгоним! — предложила Слагалица.
— Ты чаво! — закричала возмущенно охоронница, словно Степанида, страх, что сказала, — не можна! Без яво истопка завалится!
— А у нас теперь ванная есть, — заметила Степка, — к чему нам баня?