— А, что? — только успела пробормотать Слагалица, как трое из бывших женихов, а ныне братьев: Гор, Никита и Митя, забежали ей за спину и одновременно… ударили!
У нее не было времени испугаться, обидеться, или даже закричать. Она не видела потоков их сил, то как они слились в воздухе, сплетаясь в одну. Не видела, как чаур, помедлив лишь доли секунды, рванул к ней и… сжал запястья. Она почувствовала только силу удара, которая буквально отодрала ее от столба и зашвырнула метров на десять и обжигающую боль. А потом снова потеряла сознание. Черт его знает в который раз за день.
Но долго находиться в беспамятстве ей не дали. Она распахнула глаза и увидела над собой улыбающегося Гора. Кажется, он похлопывал ее по щекам и именно боль в опухшем лице привела в чувство.
— Стешка-а-а… — буквально пропел он, — мы спасли тебя!
— А? Как? — Степанида села с его поддержкой и огляделась, — ой, Петя… Петечка! — и вспомнив все, рванула к нему. Спотыкаясь, падая, снова вставая, чтоб поскорее добраться…
Чаур лежал у столба, лицом в землю. В тот момент, когда Степка добежала, Никита с Митей как раз аккуратно его переворачивали.
— Петр Ильич, — процедил сквозь зубы воздушник, — мы же договаривались без жертв?!
— Петя… — Степанида буквально рухнула на грудь соседу, в попытках услышать сердце. Ее собственное в этот момент так колотилось, что закладывало уши, — Петечка ты… ты что сделал? Что ВЫ сделали? — закричала она, поднимая голову на мужчин, — зачем… что?!
— Рыженькая, — Митя попытался поймать ладонь, но она отдернула ее как от ядовитой змеи. В глазах водяника мелькнула боль и он отстранился, — мы спасали тебя! — сказал дрогнувшим голосом, — тебе нельзя здесь оставаться!
— Что? Да вы, да вы что?!
— Прекрати истерику, Степа! — строго прикрикнул воздушник, — быстро вставай, пошли прочь отсюда!
— Не трогай меня! — Слагалица выдернула руку и из его захвата и вцепилась в Петра, — он… он умер из-за меня! А вы… вы не имели права решать! Я не хочу свободу ценой его жизни! Что же вы наделали?! — она зарыдала и обняв чаура изо всех сил, прижалась, словно желая поделиться силами и вернуть к жизни, — зачем ты? — бормотала она сквозь всхлипы, — почему, для чего? Мы ведь… мы ведь так и не обновили тебе гардероб! Ты… ты так и не научил меня бесконтактному бою…
— Стеша! — как сквозь вату услышала голос лесника, — отпусти Петра, пора валить!
— Да пошел ты! Все вы — пошли к чертовой матери! — она не соображала, что говорит и кому, боль, страх, злость выплеснулись в этот миг, набрав наибольшую силу, — я уже потеряла Грея! Он тоже защищал меня, и что?! Я не хочу так, вы понимаете? НЕ! ХО! ЧУ! Я… — она вдруг потеряв все силы, снова рухнула на чаура, — я… ведь так люблю вас всех… и… — на этом словесный поток был исчерпан и она зарыдала молча, сотрясаясь и хватаясь за бесчувственного Петра.
— Рыженькая, Панни, — буквально простонал Митя, — мы… мы ведь тоже так не хотели, — он осторожно погладил ее по спине, — но… пора идти, ну же, прямо сейчас!
— Степа! — воздушник решительно схватил ее за плечо, — пошли! Все потом!
Но уже было поздно.
— Степушка, мужики… ну что вы в самом деле?! — Петр зашевелился и открыл глаза, — на минуту сознание потерять нельзя!
Степка еще раз всхлипнула и резко села, глядя на живого… пусть и чрезмерно бледного соседа.
— Петечка?! — она радостно сжала его щеки и расцеловала, едва в пляс не пускаясь, — Боже… живой… Мы думали ты погиб!
— Ой! — охнул Петр и еще сильнее побелел, — жив, Степушка. Мужики, — просипел, сверля взглядом поочередно стихийников, — Никита! Почему не унес ее?!
— Лады, харэ трагедий! — громом раздался злой голос огневика, — что, чаур, силы не жалко, да?
— Не жалко, — ответил Петр бледнея сильнее, и добавил отчаянно: — черт, все напрасно! Не успели!
— А вот мне жалко твою силу! — закричал Николай, — у нас бл* битва не завершена! Я бы даже сказал, не начиналась! Мудак ты!
— Это ты, Коленька, мудак! — не стерпела Степка.
— Заткнись, жертва пчелиной страсти! — повернулся к ней Николай, — невеста, мать твою! Красавица!
Степка потрогала свое лицо и скривилась от резкой боли. Нос, лоб и щеки горели огнем, декольте чесалось, а запястья так и того хуже — все в волдырях от огненной веревки. В добавок ко всему, на ощупь лицо было бугристым и горячим.
— Эк-ка детка, ты лицо износила! — прокряхтела Матильда, сползая со ступенек и подходя ближе, но что она собиралась сказать, так и осталось не сказанным. От того, что потом началось, всем стало не до разговоров.
А начался без пяти минут конец света. Такой, что в американских зрелищных фильмах показывают.
Как водится, дрогнула земля под ногами. Стеша сперва решила, это дело рук Гора, да только по удивленному лице лесника и по тому, как он расставил ноги, пытаясь удержать равновесие, было ясно — он не причем.
Рухнули все, кто не лежал. Митя, Никита, Матильда. Колька так и вовсе приземлился неудачно, шибанувшись головой о валяющуюся кувалду. Шибанулся и затих, отключившись. Невезение оно такое невезение.
И вот порадоваться бы внезапно выведенному из строя врагу, да только не до того стало, ох не до того.
Из прохода в Мир Мертвых хлынуло потоком всякой нечисти. Вот истинно, подобное в кино Степка видала, когда во «Властелине колец» из колодца в горе твари разные выскакивали, нападая на защитников Фродо без предупреждения.
И кого только не было! Большие и маленькие, летающие и ползущие, в шерсти, лысые, шипастые. Визжащие, рычащие, свистящие, да в там количестве, взглядом не объять, подробнее не разглядеть. И все то, что происходило до этого показалось детской игрой…
Гор, Никита и Митя стали щитом. И уже даже речи не стояло о том, чтобы стихийную силу не использовать. Иной другой они не справились бы. Да и сейчас едва управлялись, до того истощенными были, а силы не равны.
Никита крутил смерчами, как сетями хватая «летучую» нечисть, Митя смывал водой, Гор выстраивал земляные барьеры. Петр, кряхча поднялся на ноги, задвинув Степку за спину, булавой откидывая редких проскочивших.
Однако мужчины слабели, а врагов становилось все больше. Черной тучей они вылетали, выползали и выпрыгивали из дыры в земле.
Матильда возилась с огневиком, пытаясь привести того чувство, рыдая над ним, словно тот уже помер, Манара из клети ругалась на древне-русском, а Степка, зажмурившись, уткнувшись носом в колени, молилась.
Не пойми каким богам, не известно силам ли магическим, или просто бормотала что-то, ополоумев от ужаса.
А затем раздался громкий визг тысяч голосов, слившийся в один. А за ним странный хлопающий звук, словно паруса поймали ветер и… внезапная вязкая тишина. Степка решила, что так звучит их смерть.
А потом смерть сказала голосом Гора:
— Твою мать! — и Степанида подняла голову и согласилась с ним. Вслух. Так же коротко и емко:
— Твою мать, Первая Слагалица!
Глава 53
«Нельзя огонь сжечь, воду утопить,
ветер задушить, а правду уничтожить»
Местность подле курьи изменилась, словно это иное место вовсе. Одна лишь изба с сараюшкой и уцелели. Ни сосен вокруг на ближайшие метры, ни пня, ни травиночки. Черно все, грязь буграми, да сажа в воздухе летает. И посреди этого хаоса дракон серебристых лежит без чувств. А на его спине сидит сама Первая Слагалица.
— Твою мать! — повторила Степка, — надо же, действительно Нидара!
Красивая она была. Не скажешь, что мертвая. Даже в видениях Степке она виделась иначе. А тут белолицая, аки мрамор высшей пробы, волосы рыжие, шикарные до зависти. И вряд ли на свете существовала вторая такая, которой настолько бы шли веснушки. Хрупкая, изящная, не гляди что в простой рубахе застиранной. И взгляд такой… теплый, настоящий, полный женского огня. Ради такого не то, что на убийства пойдешь, на собственную погибель. Вот прямо сейчас Степанида поняла чувства Николашки. Такую невозможно не любить.
— Да, это я! — черт возьми, у нее еще и голос медовый, казалось до самых пят умаслил, — здорова будь, Степанида!
— Здрасьте! — выдохнула женщина, на ноги поднимаясь и подходя ближе, но не так чтобы сильно близко. Не пойми чего ждать от невиданного чудовища, — вот только не уверена, что рада вас видеть!
— Не бойся! — слабой улыбкой подбодрила ее Нидара, — без хотения, мой дух твое тело не пленит! А я этого делать не желаю!
— Да? Зачем же вы тогда… хм, на драконе прилетели? — Степка покосилась на лежащее страшилище, размером с половину ее дома, а то и больше. Одно крыло у того было расправлено и вывернуто неестественно, словно сломалось при приземлении, а второе прижато к телу, вроде как не раскрылось вовсе. Кожа вокруг опаленной пасти висела лохмотьями, обнажая клыки, способные проткнуть ягненка.