— Чур, тебя! — в голосе Лукерьи было явное возмущение, — не можна! Иш, охоронниками разбрасываесси! Того гляди и меня, того, попрешь!
— Не, тебя не попру, — улыбнулась хозяйка, — от тебя польза есть, ты меня кормишь, порядок наводишь, советы даешь!
— И Ерошку не трожь! Он пусть и норовист, про то, за всех нас горой! Ежели кто со злом заявится, на помощь бросится!
— А ты чего так на амбразуру кидаешься? Нравится, что ли? — хмыкнула, глаза не открывая.
— Хто, я? Да никогда! — возмутилась охоронница.
— Угу-угу… ладно, пусть живет, твой Ерошка! Дальше рассказывай! — велела женщина, чувствуя, как от горячей воды и голоса Лукерьи усталость и напряженность дня постепенно отступают.
— Он не мой!
— Хорошо-хорошо. Ну, а ты у нас, кто будешь?
— Клецница, я. Стряпаю, прибираю, за кладовыми гляжу, — ответила та недовольно, еще сердясь за Ерошку.
— Интересно-то, как. А вы только в Домах Слагалиц живете, или во всех домах?
— Оногда и в простых хатах, ежели хозяин добрый. А ежели плохой, то к нему и духи плохие жить навязываются.
— Даже так… А кто еще есть? Расскажи, что знаешь! — попросила Степка, — хочу знать все!
— Ха! Усе, мабуть нихто не ведает! Расскажу, чаво сама слыхивала… Токмо то надолго…
— Ты тогда начни с самого интересного. Будешь каждый день понемногу меня просвещать.
— Лады! — согласилась охоронница, — почну, пожалуй с зеркалицы. Чудной дух, но полезный, ежели хозяина полюбит.
— Зеркалица? В зеркале, что ли живет?
— А где еще, вестимо, в зеркале. Поселяется тама, где зеркало ветхое… — Степка открыла глаза и развернулась, чтоб поглядеть на старое зеркало на стене, — ага, в этом как раз имеется зеркалица!
— Да-а-а? — протянула Степка недоверчиво, — но я ничего не замечала в нем… и не говорила она никогда со мной…
— Так она безликая и безголосая.
— Хм, а польза в чем? Прыщи в зеркале маскирует?
— Хиханьки тебе все, — упрекнула Лукерья, — зеркалица грядущее видит! Могет показать, ежели заслужишь!
— О нет, будущее знать я не хочу! А вдруг там что-то плохое? Что за жизнь тогда будет? Сиди и трясись, когда случится? Нет уж, спасибо!
— Не хошь — и не надобно! Кто просит-то?
— Дальше рассказывай, еще хочу!
— Ну, кринница. В колодязной воде обитается. Шибко водица стает вкусная, ежели в колодязе поселится.
— Надо будет нашу полечить. Митю попросить помочь ей, или кого?
— Да, водяник в этот деле лучший лекарь. Вопрошай его… А еще дух хороший имеется, дремой, зовется.
— От слова «дремать»? — предположила Степка.
— Ага. Токмо, яво призывать надобно, сам не придет. Когда в доме дитятко появится, для сна крепкого и здорового он надобен! С ним дитятко усю ноченьку спит, мамку не тревожа.
— Полезный дух, согласна. А еще?
— Еще… ну, отеть, к примеру. Ежели этот в хату заявится, то на хозяина лень нападает. Напасть, у-у-ух! С печи не слезешь!
— Прикольно… А я думала, что лень, это черта характера, — удивилась женщина, — а еще?
— А еще, подменыш! Это дитя мары, которым она подменяет людского.
— Ужас какой! Что за мары?
— Мары — души усопших проклятых, неприкаянные, злые. У хозяев дитятю своруют, взамен свою подсунут.
— А зачем?
— Жизни хорошей желают для сваво дитяти, людской.
— А как человеку понять, поменяли ему ребенка, или нет? Есть какие-то признаки?
— Подменыш злобный, вредный, проказы подлые совершает, кричит постоянно. Но дивно играет на всяких инструментах. Мелодия до чего красивая выходит!
— О, у моих прежних соседей, точно сына подменили. Они такие люди замечательные, а он — дьяволенок! Весь дом от него страдал. Но на пианино играл — заслушаешься!
— Могет быть, могет быть…
— А еще про кого-то расскажи, — попросила Степка, жадно впитывая информацию о неведомом мире, в котором она, оказывается, живет. Это прямо сказка, только наяву.
— Шишиги. Те заводятся, ежели в доме пьянки-гулянки… Хлевник — в хлеву обитается, — продолжала Лукерья, — прытка, вот еще дух непростяцкий. Тот в людя вселяется и с того часу, прытким шибко тот становится, от этого и «прыткой» кликают. Быстро дела у него делаются, за что не возьмется — с успехом завершает. Удачлив, везде поспевает. Во всем дух ему помощник.
— Здорово, везет же некоторым…
— Не завидуй! Тот, в кого прытка вселится — короткий век живет.
— Тьфу на него, тогда!
— Так что, хозяюшка, много разных домовых духов имеется, всех так сразу и не упомнишь…
— А ты только про домашних духов знаешь?
— Про разных слыхивала. Про каких тебе еще баять?
— А кто такой хапун, знаешь? — спросила Степка и дыхание затаила.
— Ведаю, вестимо! Он лютый дух. Крадет богатырей и дев распрекрасных. Оногда, бывает и дитяток…
— А… зачем?
— Богатырей для работ тяжелых. А дев, сама догадайся, для чаво!
— А… детей?
— Так бабы, деток не имевшие, поручают хапуну выкрасть для них чадо. За плату.
— То есть, хапуны по заказу работают?
— Или ежели кто просто так сподобится… а ты чаво про них, слыхивала чавось?
— Эм, понимаешь, Лукерья… на меня один такой напал сегодня, — и Степанида рассказала охороннице все, что с ней случилось.
— Мать честная! — ахнула Лукерья, когда рассказ завершился, — беда пришла, отворяй ворота!
— Думаешь не отцепится? — вздохнула Степка. Хорошее настроение мигом испарилось.
— Ведаю, поручил тебя кто хапуну, не иначе!
— П-почему сразу поручил? Ты же говорила, если вдруг понравится…
— С чаво бы ты хапуну сподобилась? Он по девам молодым да распрекрасным!
— Что мне нравится в тебе, Лукерья, так твоя прямолинейность! — Степка рывком встала в ванной, расплескав воду, — можно подумать, я жаба!
— Ой-ой, кака остуда. Или сама себя в зеркале не видала? — фыркнула Лукерья, — да и себе дороже красть суженую у семерых женихов с силушкой великой. Чаво он, бессмертный, тот хапун, что ль? За плату, как есть, за плату!
— Не знаю, не спрашивала! — буркнула Степка, быстро вытираясь полотенцем. И все-таки она обиделась. Пусть себя красавицей не считала, но с тех пор, как семь мужиков хвостом бегают, да в глазки заглядывают, поневоле себя фотомоделью ощущать начинаешь. А тут такие заявления. А Лукерья, как ни в чем не бывало, продолжала размышления.
— Надобно Николашу кликать. Пущай разберется! Он про все ведает!
— Не буду я его звать. Хочу отдохнуть до пятницы от его рожи.
— И чаво, взаперти теперича просидишь?
— У меня охранник, видишь какой? — кивнула головой в сторону дремавшего одним глазом рыкоя, — если он маленький загнал эту тварь на дерево, то представляю, что с ним сделает, когда подрастет. Так что корми его исправно, да пожирнее!
— Покормим, а как же! Я животину люблю! Да и Егорыч с Крапивкой також.
— Вот и славно, спасибо! — Степанида вдруг увидела кровь на полотенце и чертыхнулась, — вот и критические дни, явились не запылились!
— О, а я уже напужалась, думаю, чаво такое, нету и нету, — тут же переключилась Лукерья, — тряпицы наготовить?
— Спасибо, не надо! — процедила Степка, возмущаясь такой беспардонности, — у меня современные средства есть!
— Ну и славненько! Тогдась я пойду, отвару тебе сварганю, все минет быстренько и без боли!
— Ты и такое умеешь? — сменила гнев на милость хозяйка, — было бы замечательно, у меня первый день особо болезненный.
— А как жеж, могем! — похвалилась охоронница, — приходи в кухоньку, напою!
Когда Степанида, завершив гигиенические процедуры и облачившись в халат, шла по коридору в кухню, раздался стук в дверь.
Все произошло быстро. Она едва открыла замок, как сразу оказалась прижатой к стене родного дома, обезумевшим лесником.
— Гор? — изумилась она, — ты… чего? Зелье принес?
Но мужчина смотрел странным взглядом и жадно нюхал воздух. «Ой, мамочки, неужели унюхал?» — испугалась Степка.
А лесника ломало. Его внутренняя борьба была видна невооруженным глазом. Он сжал зубы до хруста, скривился, дернулся. Но зверь победил быстро.
Ворот халата оказался разорванным до самого пола, Гор лизнул голую грудь и рухнул на колени, уткнувшись носом между ног перепуганной Степке. Но дальше произошло нечто, еще более невероятное.
Гор отлетел к противоположной стене и женщина уже решила, что вмешался Конопатка, но… Одежда на леснике разорвалась на мелкие клочья, осыпавшись на пол, словно осенние листья и Гора стало… два. Два абсолютно одинаковых голых Гора. Степка вытаращилась, даже не пытаясь не смотреть. Разве от такого зрелища отвернешься?
«Второй» Гор прямо на глазах стал обрастать густой темно-коричневой шерстью и за долю секунды стал полноценным огромным медведем. «Ну все, кранты мне! — пронеслось в голове у Степки, — я и с одним Гором справляться не умею!»