— Что за волосинку-веревочку? — нахмурилась, — так и знала, что ты что-то задумал!
— Блин! — он закатил глаза, — ты теперь всегда мне будешь припоминать один единственный косяк?
— Он может и один, но шибко жирный! — возразила. Лапа горестно вздохнул.
— У одного северного племени, где я какое-то время жил, был обряд. Когда мужчина уходил на битву, или в долгое странствие, муж с женой, парень с девушкой, мать с сыном и так далее, обменивались самодельными браслетами, сделанными из их волос.
— Ой, фу…
— Ничего не «фу»! Тонкий такой браслетик, он не мешает!
— Цель?
— Знать, что с близким тебе человеком все хорошо.
— И только?
— Это своего рода связующая нить. Если вдруг браслет начинал тлеть, значит любимый в беде.
— И толку? Что делать жене, если ее браслет стал смердеть паленым?
— Что делали в северном племени, тебе знать не обязательно. Они были слегка диковаты, так что… их нравы по духу не пришлись бы.
— Угу. Гадости какие-нибудь…
— Но я буду знать, что с тобой все хорошо. Всего лишь. Ну и… еще одна малость.
— Говори, Лука, да не ври на этот раз. Клянусь, больше лжи не прощу, даже вот такусенькой! — и она свела указательный и большой пальцы, оставив между ними миллиметр.
— Больше никогда! Обещаю!
— О какой малости ты говоришь? — прищурилась подозрительно.
— Запах.
— О нет, ты хочешь, чтоб от меня люди шарахались?!
— От меня ведь не шарахаются! — обиделся Лапа.
— А кто говорил, мол тленом воняет?
— При близком контакте. Очень близком! — он дернул женщину на себя и она оказалась в его объятиях, — у людей слишком слабое обоняние. Не волнуйся, изгоем не станешь! — сказал, почти коснувшись губ губами. Степка замерла пойманной птичкой, сердце заколотилось, но уже через миг мужчина разжал руки.
— А… еще? Тайных, замаскированных функций у браслета нет?
— Я просто буду чувствовать тебя. Отголосок эмоций. Ты спокойна — я спокоен.
— Жучок, короче говоря.
— Совсем не жучок! Я ведь не видеть, не слышать тебя не смогу.
— Все равное не честно!
— Ну давай, я такой же браслет надену, хочешь?
— А хочу!
Лапа вдруг счастливо улыбнулся. Вот и думай на такого плохого.
— Мне будет приятно!
Он вырвал несколько длинных волосин из своей белой косы. Столько же попросил из Степкиной прически.
И вместе они сплели две тоненькие косички из рыже-белых волос.
— Тонкие такие. Порвутся, ведь.
— Если порвутся, это знак беды.
— Этого еще не хватало! Дальше что?
— Сейчас завяжем!
Лапа завязал на левом Степкином запястье браслет-косичку, которую плел он замысловатым узлом, а концы припалил зажигалкой.
— Теперь ты вяжи, помнишь, как я вязал?
— Вроде…
— И повтори в уме три раза фразу: «Создаю сигнальную нить»
— И все?
— И все.
— Так просто.
— А гениальное все просто.
— Я заметила.
— Теперь точно все. Пойду я.
— Придешь сюда ровно через неделю на закате?
— Хорошо.
— Спасибо, я буду ждать! И Веночек…
— М?
— Если я понадоблюсь тебе раньше условленного срока, по ту сторону я охранника поставлю. Свиснешь ему, он меня позовет.
— Думаешь возникнет потребность?
— Пожалуйста, просто знай, тебе есть куда идти!
— Лука, пожалуйста. Не буду я сюда бегать в случае чего.
— Просто знай!
— Хорошо…
— Спасибо. Последняя просьба. Я отпущу волка, а потом уйду. Закроешь за мной проход. Это недолго.
— Да, без проблем.
Степанида отвернулась. Ей показалось, что прощание Лапы с его волком слишком личное зрелище. Поэтому она отошла на десяток шагов, не желая быть свидетелем сего интимного момента и стала разглядывать браслет-косичку. Он был тонким и на запястье почти не виден, как Лапа и обещал. Странный амулет, каким образом он эмоции передает? Чертовщина всякая.
Повздыхала, чувствуя просто космическую усталость. Просто дико захотелось рухнуть где-нибудь и уснуть днем на пять. Вот сейчас только проход закроет и пойдет домой.
По ощущениям, позади нее ничего особенного не происходило. Ни стонов, ни звука выламываемых костей, как в кино. Где-то вдалеке тихо шелестел ветер. И неясное бормотание ветра. Она дернулась, когда ей в колени ткнулся волк. Степка обернулась.
Лапа стоял у прохода, держа руки в карманах. Его голый торс белел в темноте. Степанида поглядела на волка, погладила того по голове и пошла к его хозяину.
— Ты… как?
— Нормально.
— Держись, ладно?
— Я справлюсь, Веночек.
— Я Степанида.
— Мне нравится Веночек, позволь мне эту малость.
— Малость? — она иронично изогнула бровь, — за последние два часа ты и так отвоевал себе много. И на свидание уговорил, и на маячок.
— Может, я не так и плох, а? — грустно улыбнулся, глядя себе под ноги.
— Поживем увидим. Пока, Лука, до встречи через неделю.
— Я буду ждать! Волк проводит тебя и уйдет.
— Хорошо, спасибо! Иди…
— Да. До свидания!
Она не удержалась. Не вынесла его удрученного вида. Порывисто прижалась к его груди и чмокнула в щеку. Какой же он все-таки горячий!
«Ученая ведьма хуже прирожденной»
— Что, потаскушка, времени зря не теряла, замену быстро нашла? — волк грозно зарычал, Степанида резко обернулась.
— Матильда?! Вы?!
— Что, с мальчиком моим не срослось, так сходу в койку к другому прыгнула?
— О чем вы, не пойму?! — Степанида вытаращилась на сидящую на ступенях ведьму, не понимая что на ту нашло, — где все?
— А ты думала тебя сидят ждут, яйца греют? Не тут-то было. Ушли они. Таких как ты прошмандовок на рубь ведро! — и Матильда захохотала, от чего ее длинные серьги заколыхались в безумном темпе. Степке стало страшно.
— Вы что, гари надышались? — пробормотала, по сторонам поглядывая, припоминая с какой стороны они сюда пришли, дабы знать куда бежать, если эта чокнутая бросится, — где Гор? Или Никита? Почему они оставили вас одну?
— Надо где! И ты забудь их, потаскуха, влияние твое прошло!
— Знаете, Матильда, я уважаю старость и все такое. Но не пошли бы вы нахрен, пожалуйста? — и она отвернулась, подняла подол мешающего платье и побрела прочь.
— Чтоб ты сдохла, кошка дранная! Чтобы тебе век счастья не найти, чтобы… а-а-а-а! — вдруг завыла она страшным голосом и Степка обернулась. У Матильды горело платье. Она вскочила и стала тушить его руками, вопя как резанная. А когда огонь потух и она подняла голову, в глазах ее был ужас. Ведьма попятилась, словно это Степка ее подожгла и зашептала:
— Они не любят тебя, никто из них! И никогда не любили!
— Я знаю, — вздохнула Степка, — вам-то какое дело?
— Не нужна ты никому! Нет в тебе ничего, совершенно! Кудри рыжие и те не настоящие! Это я тебе по доброте душевной поясняю, чтобы ты иллюзий не питала! Мужикам от тебя только сила твоя нужна!
— Вы сошли с ума, Матильда! — Степка не намерена была больше слушать этот бред, поэтому побрела дальше. Матильда побежала седом, но волк зарычал и она не посмела приблизиться. Однако выкрикивала, плюясь желчью с расстояния:
— И мальчикам моим только дырка твоя нужна была!
— Боже мой, еще и сумасшедшая на мою голову! — простонала Степка и ускорилась.
— Мужикам думаешь для чего нужна такая как ты? Не знаешь? Так я скажу тебе! Кто как не я тебе глаза откроет?!
— Спасибо, не стоит, мне мое неведение нравится! Да отстаньте вы! — Степка уже почти бежала, но ведьма пристала, не сотрешь.
— Целка им всем нужна твоя! Когда с твоей девственной кровью сольются, их сила удесятериться!
— Да идите вы к черту!
— Ты знаешь когда в последний раз слагалица и ягиня в одном теле уживались, знаешь?
— Изыди!
— Никогда! И грех таким не воспользоваться! Трахнут тебя, силу отберут! А-ха-ха-ха!
— Отстаньте от меня, да что ж такое?! Кончится этот лес когда-нибудь?!
— Ты свои ноги на замке держи! Великой силы цацка у тебя там болтается! — продолжала ведьма ехидно, — потому как оприходуют, быстро в утиль спишут! Возомнила о себе, раскрасавица! Последняя Слагалица! Семь женихов! Кому ты нужна?
— Да вы определитесь, нужна, или не нужна?! Я вас не понимаю! — Степка остановилась, разозлившись. Она развернулась и потопала к ведьме, — то я дешевка, по рубь ведро, то девственность моя цены высокой. Чего надо, мамаша? — заорала она в лицо запыхавшейся Матильде, — я вам что в компот насцала? Да не припомню такого! — она наступала на ведьму, сжимая руки в кулаках, — или на почве внезапного вдовства кукушка улетела? Так обратись к доктору, а ко мне не лезьте! Я женщина нервная, стресс перенесшая! Пришибу, мало не покажется?! Ферштейн?!
— Ненавижу! — прошипела сквозь зубы ведьма и попятилась, — ты и твоя порода все у меня отняли! Все! Сначала мечту юности, а теперь… теперь дело всей моей жизни! Ненавижу!