— Я ничего вашего не брала?! Вы больны!
— Я право быть ягиней кровью заработала! — заорала ведьма, — я после брачной ночи с отцом Гора едва не померла! Но выжила, чтобы силу получить, и теперь ты, дрянь рыжая, явилась отнять ее у меня?!
— Да не нужно мне ничего!!!
— Я с самого начала почувствовала опасность в тебе, но отгоняла мысли лихие, но права оказалась, права! Ты — моя погибель!
— Да тьфу на вас!
— Но и тебе счастья не видать! А я будущее вижу! Кому знать, как не мне?! Думаешь мертвяку нужна? Не-е-е-е-е-т! Трахнет и выбросит!
— Закрой рот уже, жаба ты старая! — пролепетала Степка и отвернулась. Зацепили ее слова обидные, ой как зацепили. Разъедающей кислотой на израненную душу попали, выжигая все на своем пути.
Побрела куда глаза глядят, более не видя ничего перед глазами, кроме белого манящего пятна. Долго брела, спотыкаясь, даже не поняв, что это волк ее вывел к Полянке.
А перед Полянкой застыла, решение принимая. Уехать надо. Сейчас прямо. Бежать, куда глаза глядят. Куда угодно, подальше бы от места этого гнилого. Она здесь плачет постоянно и каждый норовит использовать в своих целях.
Матильда права в главном. Не нужна она никому. И Николай о том же толковал. Все из-за чар, из-за сил этих проклятущих!
Так вот и ей никто не нужен! Она сама столько лет жила и дальше проживет! Уедет подальше, где ее не знают, о силе не ведают. Обычным человеком жизнь проживет.
— Не хочу! Ничего не хочу! — пробормотала в ночь, — раз я имею права выбора, то я выбираю свободу!
Зашла на Полянку, склонилась над Ручьем:
— Прости меня ручеек, я не хотела силы твои тратить! — слезу уронила, рукавом подтерлась.
Подняла рюкзак, который еще утром ей девчонки собрали, и покинула Полянку, попрощавшись навсегда.
«Начало трудно, а конец мудрен»
Худая, высокая дева в безнадежно испачканном свадебном платье, сидела на автобусной остановке и размазывала грязными руками слезы по щекам. Фата сбилась на бекрень в некогда замысловатой прическе, из волос неопределенного цвета.
Плакала долго, с подвываниями, не в силах успокоиться. Ночь и отдаленность остановки от людского жилья, располагала не сдерживаться в эмоциях, чем она и воспользовалась.
Поверх платья было надето в прошлом белое манто, явно слабо согревающее в эту непогоду. А погода была под стать ее настроению. Лил дождь, превращая снег в грязь, дул ветер, завывая на все лады и пригибая ветви до самой земли.
Невеста пошарила в рюкзаке, лежащем у ног в белых сапожках и достала бутылку коньяку. Несколько раз отхлебнула, закашлялась, но продолжила пить. Осилила с полбутылки, завинтила крышку и вернула в рюкзак. Сделала несколько глубоких вдохов, икнула.
Потянула фату вниз, но отцепить не смогла. Долго боролось со спутанными локонами и шпилькам и плюнула. Вынула из рюкзака маникюрный набор с маленькими ножницами и, не глядя, стала отстригать пряди. Безжалостно, местами до корня.
Подстричься маникюрными ножничкам оказалось не такой простой задачей, как она думала, но невеста не сдавалась. Грязные локоны, местами в кусках грязи падали к ногам, росли и вскоре превратились в приличную кучку.
— Так даже лучше, не нужна мне эта сила! — сказала и пнула ногой отстриженное вместе с изорванной фатой, — новая жизнь-новая прическа!
Затем принялась за платье. Оборвала многочисленные слои некогда бежевого кружева, пока не обнажила ноги до колен. И тоже отшвырнула от себя подальше. Слезы высохли, на лице застыла непроницаемая маска.
У остановки притормозил огромный грузовик.
— Эй, ты, подбросить? — пробасил мужик в теплой шапке, высунув нос из приоткрытого окна, — околеешь!
— А подбрось! — невеста подхватила рюкзак, прошляпала по грязным лужам и забралась на пассажирское сидение.
Водитель оглядел ее изумленным взглядом и поинтересовался:
— Ты чаво, со свадьбы сбежала?
— Типа того! — буркнула невежливо, — так мы едем?
— Ну… да. Тебе куда?
— Все равно. Можно до города.
— А, ну я как раз туда еду. Где тебя выбросить?
— У ближайшего метро.
Машина тронулась. Несколько минут была зловещая тишина. Водитель решил еще раз попытать счастья и разговорить пассажирку:
— Поссорились небось?
— Типа того! — повторила невеста, глядя вперед, с легкой тревогой отмечая, как погода стала портиться еще больше. Дождь лил так, что дворники не справлялись, а деревья у дороги раскачивались в разные стороны, готовые переломиться у корня.
— Ну, не печалься, молодка, меж голубками всяко бывает! Не горячилась бы, еще помиритесь. А через время еще и посмеетесь…
— Что? — мертвым голосом спросила попутчица, медленно поворачиваясь к нему, — по-ми-рим-ся? По-смеемся? — и вдруг захохотала. Громко, истерично, глядя безумным взглядом.
Водитель сглотнул свой страх и прибавил газу. А деревья позади машины стали падать, вырванные с корнем.
Глава 57
«Злая обида горше полыни»
— Ты мужик за баранку держись, вперед гляди и главное, не рыпайся! Идет? — водитель кивнул, команду выполняя, только нога по-прежнему жала на газ. А грузовичок почему-то стоял на месте, безумно верча задними колесами.
— Стеша, на выход!
— Отвали, Гор!
— Эх, долгие разговоры, долгие проводы! Сын, забирай ее, дома поговорим! — дверь с водительской стороны захлопнулась, а с пассажирской распахнулась, чуть стекла не повылетали. Сильные руки сгребли Степаниду с сидения, другие прихватили рюкзак. Грузовик кашлянул и полетел, старатанув с места ошпаренным зайцем.
— Бежишь? — осуждающе начал Гор, хмуря брови. Непогода рвала на нем обрывки рубашки, длинные волосы сосульками свисали на лицо, а он сверлил женщину злым взглядом и раздувал ноздри, как верблюд.
Степка дернула головой, отвернулась. Цепкий холод пробрался под мокрую одежонку, выстуживая до костей. Теперь она его почувствовала.
— Бросаешь? — подключился Никита к обвиняющей речи.
— После всего? — это снова Гора, — не стыдно?
— А как же мы? Ты о нас подумала?
— Знаешь, что мы пережили, пока метались, тебя разыскивая?
— За что, Степанида? Чем мы заслужили?
— Так, все! — не выдержала женщина, — нечего мне на совесть давить! И так хреново!
— По заднице бы всыпать, но с этим успеется! А сейчас домой! Заболеть не хватало!
На плечи Степке упало что-то тяжелое, укутав теплом до самый пят. Сходу застучали зубы, словно команды ждали. А затем женщину подхватили, как мешок с картошкой и на плечо взвалили. И что странно, ни сил, ни хотения спорить вмиг не стало.
— А это вы деревья с корнями рвали? — Степка задрала голову на поваленные ряды деревьев, сваленные по обоим сторонам дороги. Погода постепенно успокаивалась.
— А черт его знает, — вздохнул лесник, поправляя ношу на плече, — может и мы…
Они притащили ее к домику, весь путь не проронив ни словечка. Злились. Степка животом чувствовала эмоции лесника, от вибрации его стиснутых зубов ее колотило, как припадочную. Или от стужи зимней, что тоже могёт быть.
— Сразу в баню! Девчонки ждут! — скомандовал Никита, заперев за собой калитку. Женщина и возразить не успела, как была передана в руки Весты и Беляны.
В четыре руки те вмиг раздели ее и сунули в парилку. Тоже молча. И началось. Терли, веничком парили, горячей водицей поливая. Степка сперва визжала от боли, а потом сомлела. Глазки прикрыла, окунувшись в полудрему.
И почти не заметила, как ее, снова укутанную с головой в одеяло, внесли в спальню.
— Пей! — Степка поморгала, удивляясь смене состава. Водяник, с парующей кружкой, сидел на краю ее кровати, настойчиво тыча под нос неизвестную субстанцию.
— Фу! Что это?
— Лучший из отваров Лукерьи! Пей-пей!
Женщина высвободила ладони и аккуратно взяла кружку. Поглядев на Митю вздохнула. Этот тоже злился. Лицо изможденное, вены проступили на висках, словно он снова обезвожен, губы сжаты в скорбную линию, в глазах обида-а-а-а-а.
— Спасибо! — отхлебнула напитка, на удивление оказавшегося приятным. Она пил, она молчал. Степке едва удавалось проглатывать варево под сим пристальным взглядом.
— Там…где ты была, тебя сильно обидели? — проскрежетал наконец осипшим голосом, словно выплевывал не слова, а щебень.
— Нет. Под землей нет.
Митя с таким видимым облегчением выдохнул, аж посерел весь.
— Мы думали. Опять не уберегли. Испугались.
— Прости, Мить! — Степка шмыгнула носом, пытаясь не заплакать, — я и правда не думала про вас, когда убежать хотела. Просто… не справилась. Извини.
— Ты жива, здорова, это главное. Волосы… кто?