— Сама…
— Хорошо. Завтра поговорим. Нам всем нужен отдых, — и только сейчас женщина увидела, что на нем надеты все те же лохмотья свадебного костюма. Слезы, непрошенные, неконтролируемые, опять хлынули по щекам.
— П-прости-те… вам тоже досталось, а я…
— Ничего. Ты маленькая слабая женщина, ничего… — проговорил Митя кивая, вроде сам себя убеждая.
— П-понимаешь, я н-не смогла. Сю-сюда при-йти. Все б-бы спра-шивали: «Ч-что случилось, ч-что случилось?» А к-как сказать? Я… з-заледенела внутри.
— Понимаю, Панни.
— Н-не понимаешь. О-обижаешься.
— Нет, перенервничал. На тебя не обижаюсь. Никто не обижается. Давай завтра поговорим. Или послезавтра.
— Да, конечно. Идите отдыхайте, — Степка утерла слезы углом одеяла. Нет, не поймет ее никто из мальчиков, надеяться не на что. А может и правда она не достойна понимания. Может, она и сама себя не понимает? Почему не пошла домой, не объяснилась с домашними, не позвонила мальчикам? Вот, почему? Просто не смогла и все тут! Не железная она. Не отыскала внутри себя волшебную кнопку, боль отключающую. Может она и человек плохой, эгоистичный. Но, уж какая есть! Обижаются? Ну, пусть обижаются. Хуже чем есть уже не будет.
— Пообещай одно, пожалуйста? — грустный голос ворвался в совершенно дурацкие мысли, вырвав оттуда с корнем.
— А? Что?
— Не убегай больше. Хотя бы пока не поговорим.
— Обещаю! — выдохнула. «Дура я, такое в голову лезет! Они ведь хорошие, мои-не-мои мальчики»
— Спасибо.
— Пожалуйста, — но от чего гадко на душе и в горле кисло? Не от отварчику ли Лукерьи?
— Когда проснешься, приведешь себя в порядок, позвони. Кому-нибудь из нас.
— Да, обязательно, — сказала еще тише. Силы уходили с каждым словом, — Мить! — позвала, когда он уже взялся за ручку двери, — как Славик?
— В больнице. Ожогов много, но жить будет.
— Вы там были?! — боже, когда они все только успели?
— Нет, Никита созванивался с каким-то его товарищем. Нас уверили, что опасности жизни нет. Поваляется в больничке денек, наберется сил для оборота, а в теле волка поправится быстрее.
— Ты правду сейчас говоришь?
— Конечно.
— А… а Антон?
— Дома. В полном поряде. Спит богатырским сном.
— Слава Богу! Спасибо!
— Спи, Рыженькая. Теперь все будет хорошо…
И с этими словами, сладко шипящими в голове: «все будет хорошо-о-о-о» она провалилась в сон.
Вечером наступившего денечка Степанида с трудом очи продерла. Приняла душ, спустилась вниз, движимая голодом, все еще пребывая в сонно-вялом дурмане.
За столом сидели все домашние. Веста и Беляна поприветствовали Степку теплыми, но грустными улыбками, пряча взгляды. Одна Ната в своем духе выдала:
— Здорóво, подруженция! Скажи адресок цирюльника, мотнусь руки ему в жопку запихну!
— Цыц, расщеколда! — шикнула на нее Лукерья и медово пропела: — кофей, хозяюшка?
— Не-е, спасибо, — ответила Степка, падая на стул, — нет ли у нас супчика легкого, или бульона куриного похлебать? Жрать охота и спать…
— Чичас организуем!
Через пару мгновений перед слагалицей стояла чаша с бульоном и горсть ржаных сухариков на блюдечке. Степка с наслаждением выпила предложенное и прикрыла очи. Ух, хорошо пузу.
— Что, не спросите ни о чем? — спросила, открыв один глаз. Говорить не хотелось, однако домашние заслуживали пояснений.
— Дык, это… сгораздишься, сама поведаешь, чаво в душу-то лезть?
— Да и ведаем мы, что стряслось, барышня! — добавил со вздохом Егорыч, — сожалеем…
— Ничаво-ничаво! — подключилась Лукерья, а Конопатка по торчащему ёжику погладила, — мы сваво не профасоним! А чужого нам ни нать!
— Мы эт к чему, — добавил Егорыч смущенно, — ежели чего, мы на вашему боке, барышня. Усё перемелется, перетопчется. Из проблем пыль будеть! Ежели понимаете, чаво сказать хотел.
— А я так ваще, за любой кипишь, лишь бы с тобой! — добавила русалка, помахивая хвостом, разбрызгивая хвостом воду из аквариума. У Степки от чувств аж в горле запершило.
— Кончай вертихвостить мне! — вдруг зашипела клецница, — чичас дам вехотку, пойдешь полы надраивать!
— Упс, — виновато улыбнулась Ната и нырнула на дно, скрываясь. Девчонки захихикали, а Степка улыбнулась.
— Господи, до чего хорошо дома! — выдохнула, — спасибо вам, родные!
— И вам благодарствуем, хозяюшка!
— А куда ж мы без тебя, — шепнула Лукерья так, чтоб слышала только она слова нежные, — роднюсенькая ты нам, теперича!
Тем вечером, чуть позднее, выпила Степа еще чаю успокоительного, любезно предоставленного охоронницей и отправилась снова спать. И спала до самого утра крепким, легким сном без сновидений.
«С кривдою жить больно, с правдою тошно»
Утро началось позитивно. Завертелись девичьи дела. Девчонки ее в оборот взяли. Криво-косо остриженные волосы подровняли, сварганив лихую молодежную стрижечку, пусть и коротковатую. Обломанные ноги подпили, свежим лаком покрыв, даже легкий макияж нанесли, маскируя бледность и синяки под глазами.
Степка оделась в узкие джинсы, красиво облепляющие стройные ноги, черную широкую футболку, оголяющую одно плечо и почувствовала себя красивой. И чувство было такое, словно она болела долго, а сегодня утром пошла на поправку. Как много для женщины значат сон и… марафет.
Но пустующее место у камина, куда постоянно падал взгляд, изножье кровати, где привычно спал Апгрейд, напоминали о том, о чем забыть нельзя. И она сомневалась, что эта пустота куда-то денется. С гибелью мишки, самого доброго, светлого, мудрого существа в ее жизни, умерла надежда на чудо, которую он же в ней и подселил. Степка утерла непрошенную слезу и позвонила Петру.
Через полчаса все экс-женихи были у нее. Первым прибыл участковый Тихий, как всегда словно со страниц модного журнал сошедший.
— Славик! Боже, какой ты красивый! — воскликнула она, встречая его на пороге, — я думала ты в больнице, а ты…
— Прости! — вместо приветствия Славик опустился на колени и зашептал, тычаясь носом в живот, — Штефа! Я так виноват, бросил тебя в сложный момент!
— Перестань! — возмутилась женщина, — ты весь в ожогах был!
— Мать не имела права так поступать! — горячо шептал, сверкая черными очами снизу вверх.
— Твоя мама — героическая женщина и я ей восторгаюсь! А еще она спасла Антона, за что благодарна ей буду по гроб жизни! — сказала строго, — и тебя уберегла!
— Да что вы все, как сговорились! — насупился участковый, но тут снова постучали в дверь и Степанида пошла отворять.
Гор, Никита и Митя прибыли вместе. Степка, топчась на пороге, послала им самый виновато-раскаивающийся взгляд, на который была способна и улыбнулась, когда их лица растеряли хмурый вид. Крепко обняла каждого из них, чувствуя, как становится еще легче.
Петр сам обнял ее до хруста и не хотел отпускать. Ничего не говорил. Дышал в макушку, вздыхал и стискивал. Степка тоже молчала, в такт с ним покаянно вздыхая.
— Амазонка! — выкрик Грозного и она перекочевала в его руки. Антон долго изучающе смотрел ей в лицо, словно отыскивая что-то. Потом обнимал, шаря по стриженной макушке, — странная прическа, но тебе идет! — сказал под конец и Степка расслабилась. Пронесло, кажется. Не злятся, вроде.
Разместились в гостиной. Девочки убежали к себе, не желая мешать, охоронники молчали. К угощениям Лукерьи мужчины не притронулись, разглядывая хозяйку дома. Молча. Ждали ее слов.
— Мальчики, — начала Степанида, набрав в грудь воздуха, — буду извиняться.
— Не надо, Степушка! — оборвал ее чаур, — ни к чему!
— Надо! — собралась с силами, кулачки сжала, — у меня был момент слабости, отчаяния, если хотите. Мне хотелось оказаться где-то далеко от этого места. Я не могла думать ни о чем другом. В тот момент, это была единственная мысль и сила, гнавшая меня прочь, стегала, как кнутом!
— Панни, мы понимаем!
— Я договорю! — она подняла руку, — но я хочу, чтобы вы знали… я бы добралась до города и сообщила, что со мной все в порядке!
— Что за привычка сбегать? — буркнул Гор, однако беззлобно.
— Отвали лесник, она женщина, ей простительно! — как всегда вступился Петр.
— И что, если женщина, можно доводить нас до усирательного ужаса? — взревел Гор.
— Ей все можно! — отрезал сосед и лесник захлопнул рот, не найдя что возразить, лишь развел руками.
— Что думаешь делать дальше? — подал голос Митя. Сегодня он тоже выглядел получше, отдых всем им на пользу пошел. Лишь бледная голубизна глаз и складка у рта напоминали о том, что довелось пережить.
— Не знаю.
— Убегать передумала? — это Никита.
— Убегать передумала. Но вот уехать планирую.