— Умница! Получилось?
— Ой, не кричи ты так, оглохну! — зажала уши руками.
Сосед тут же отдернул руки и вокруг все стихло.
— Умница моя! — он развернул ее вместе со стулом и чмокнул в кончик носика, не сдержавшись.
— За что ты меня хвалишь? — Степка смотрела в недоумении, — я ровным счетом ничего не сделала!
— Ты способна слышать! — в глазах бывшего вояки светилось ликование, — а это не всем дано! Нам осталось только развить умение. А когда ты начнешь слышать врага, то…
— Стой, подожди! — она поднялась на ноги и отошла на пару шагов, чтоб услышать все, что он говорит, а не тупо пялится на полные губы, — ты считаешь, что у меня есть враги?
— Степушка! — Петр покачал головой, словно говорил с несмышленым ребенком, — все очевидно милая, этого не осознаешь только ты. Помнишь, Николай в первую встречу, на твоем дне рождения заметил, что мы навешали на тебя охранных амулетов. Он не шутил, каждый из нас и вправду это сделал.
— Ты про подарки?
— Да!
— И брошь? И картина и шаль? Они защитные амулеты?
— Если ты помнишь, брошь в форме солнца, заключенного в янтарь. Символ Сварога, бога огня. Носи его при себе и низшая нечисть не рискнет подойти.
— Только низшая?
— Понимаешь, — Петр сел за стол и жестом предложил присесть ей, — у высших каст тоже могут иметься амулеты, наделенные другой силой. Например, выпивать потенциал охоронных. Поэтому моя брошь, увы не панацея.
— А остальные подарки какую силу имеют? — Степка потянула на себя остывший кофе соседа и жадно отпила, вновь ощутив противную, липкую раздраженность, которая накатывала на нее, когда вскрывалась очередная «правда».
— Об этом лучше у дарителей спросить, я могу и ошибаться.
— Хорошо, спрошу…
— Расстроил я тебя, да? — горячие ладони накрыла ее холодные, сжимающие чашку.
— Есть немного, — вздохнула, — а скажи, почему вы подарили амулеты, какую опасность ждали? — она вспомнила, что тогда, на дне рождения, женихи вели себя странно, завуалированно говорили о безопасности, когда вручали подарки, а Митя даже реликвию рода принес.
— Это трудно объяснить. Нервозность, которая заставляет оборачиваться, словно ловишь затылком чем-то злой взгляд и понимаешь, что смотрели не на тебя, а на твою женщину, на ту, кого твой долг защитить, — произнес пылко, сжав пальцы сильнее, — но потом я решил, что это была реакция на огневика и немного успокоился. Сейчас вот понимаю, что ошибался. Двоедушники, теперь хапун. Надеюсь ты одна из дому не выйдешь, пока мы не разберемся со всем этим?
— Но почему я? — злость множилась внутри ее точащим короедом, — может эти некто не хотят, чтоб эра Слагалиц продолжилась? Что если, злым духам выгодно, чтоб таких как я больше не было?
— Все может быть. Надо разбираться. А пока, пообещай не выходить одна? Прошу тебя!
— Конечно, Петя, я же не самоубийца, — ответила тихо, сквозь зубы, стараясь справиться со страхом и гневом, растущим внутри, — а ты уверен, что вы сможете меня защитить? Хапун Гора не испугался, рискнул напасть.
— Но ничего ведь не произошло. Напал он скорее всего от отчаяния, в жалкой попытке избавиться от рыкоя и нанести тебе хоть какой-то вред. Верь в нас. В стихийников особенно. С ними связываться себе дороже, а с твоим появлением их сила все увеличивается, — пытался успокоить любимую мужчина, уже сто раз пожалев, что открыл ей глаза на истину происходящего. «Она маленькая и слабая женщина, а я старый болван!» — ругал он себя.
— Так. Ладно, — Степка отложила холодный кофе и рывком вскочила на ноги, — устала я от негатива. Веселья хочу. Радостных эмоций. Что можешь предложить? Не хочу больше сегодня думать об опасностях, — она даже смогла выдавить улыбку, правда вышла она кривоватой.
— А пошли ко мне в гости? — предложил Петр, — посмотришь мою холостяцкую берлогу!
— Какое интересное предложение, — вторая улыбка получилась не такой вымученной, — и как развлекать будешь?
— Хочешь, научу делать ювелирные украшения? — предложил первое, что пришло в голову, — и угощу наливкой собственного производства?
— А знаешь, хочу! Пошли! — Степка тряхнула распущенными кудрями, желая так же стряхнуть с себя все тревоги и пошла за курткой.
Дом Петра Ильича скрывался за густым садом, поэтому со Степкиного двора был виден лишь кусок крыши из красной черепицы.
— Ой! — остановилась Степанида, — да мы же до сих пор крадем твое электричество!
— Ага! — сосед подхватил ее под локоток и поддерживая, подтолкнул к калитке, тихонечко чмокнул в макушку, от того что просто не смог удержаться, — ничего, мне даже приятно!
— Блииин! Я ведь позабыла совсем! Прости!
— Степушка! Вот что ты в самом деле? Ты мне практически жена! — ласково упрекнул в очевидном, — все мое — твое!
— Да-а-а? — протянула недоверчиво, словив себя на мысли, что о семейном бюджете их удивительной компашки, ей еще думать не приходилось. Он что, тоже один на восьмерых будет? «Так все, не думать, не думать, не хочу, не могу, не буду! Не сегодня!»
Двор соседа был аккуратно очищен от снега, калитка открылась без скрипов, а тропинки оказались чисто выметенными. Степанида внимательно смотрела по сторонам, стараясь разглядеть черты характера за обустроенным бытом мужчины. Не напрасно ведь говорят, что уют в доме, это зеркало души хозяина. Обители Мити и Гора она уже видела, теперь прониклась интересом, что такого увидит в крепости отставного военного.
В доме было прохладно, очень чисто и как-то слишком по-спартанскому. Белые стены, скромные светильники. Мебели практически не наблюдалось, как и картин или рамок с фотографиями. Прихожая встретила натертым до блеска кафельным полом, вешалкой у двери и обувной тумбой. Все. Ни зеркала, ни коврика, ни тапочек.
Из прихожей Петр провел гостью в просторный холл с камином и кожаным диваном перед ним. И больше ничего. Скромно, все строго по назначению. Словно хозяин в принципе не знал о существовании других предметов интерьера.
— Что, слишком скромно? — взгляд соседа считывал мнение с ее лица, волнуясь, как малолетка, который впервые привел подружку домой и забыл перед этим убрать в комнате.
— Лаконично! — улыбнулась она, — сразу видно, кто ты по профессии. Все самое необходимое и простое?
— Наверное, да. Вот диван, на нем сидят. Вот камин, от него греются. А мелочами я как-то не успел обрасти. Раньше не покупал, потому что могли сорвать в любую минуту, собираться приходилось быстро.
— Ну ничего, это дело поправимое. Тяжело тебе? — она прошлась по холлу, отметила, что вокруг больничная чистота и присела на диван, не зная куда деть себя дальше.
— Что именно тяжело? — мужчина подошел к камину, поворошил почти затухшие угли, подбросил дров и присел рядом.
— Одному справляться с хозяйскими хлопотами. Чисто у тебя, а уборка не мужских рук дело.
— С домашними делами не трудно. Одному трудно, — ответил честно, — особенно когда вышел в отставку и стало полно свободного времени. Как-то особо остро почувствовалось одиночество, у друзей жены, взрослые дети. Но это ведь в прошлом, не так ли? — Петр поцеловал ее ладошку, сграбастав в свои широкие лапищи и Степка мысленно возрадовалась, что успела выпить зелье Матильды перед уходом.
— Да, это в прошлом, — подтвердила рассеянно, почувствовав себя как-то странно, — холодно у тебя здесь, — поджала ноги в тонких носках и поежилась, — ты что на отоплении экономишь?
— Холодно, да? — забеспокоился мужчина, — вот я болван! Сейчас! — он куда-то убежал и вернулся с вязанными носками и теплым свитером, — вот, набрось, а я пока отопление включу! Прости! Я просто люблю холод, не подумал!
— Не переживай ты так! — успокоила она его, — лучше расскажи, что тут у тебя еще есть, а лучше покажи! — натянула на ноги носки и огромный вязанный свитер, хохотнула со своего забавного вида и подняла на ноги.
Тошнота накатила резко, с размаху ударив под дых. Содержимое желудка превратилось в раскаленного ежа, угрожая распороть живот и вывернуть кишки на пол. Степанида ахнула и сложившись пополам упала на колени.
— Степушка, Степушка! Что с тобой? — донесся как сквозь вату перепуганный голос мужчины.
— В ванную, мне нужно в ванную, — прошептала она и все… темнота.
«Кровь — не вода, сердце — не камень»
Она лежала на чем-то теплом и мягком. Тошноты не было, самочувствие вроде бы нормальное. Степанида полежала еще немного, прислушиваясь к себе, пошевелила руками, ногами, и лишь потом распахнула глаза. Затем, чтоб тут же их зажмурить. Открыла. Снова закрыла. «Блиииин, что, опять? Где я?»
То, что это не может быть комнатой Петра, догадалась сразу. Дом был какой-то старомодный. Деревянные стены, ставни на окнах, через которые просвечивали лучики света, допотопная мебель. И тут она, точнее тело, в котором она очнулась, потянулось и село на постели. В глаза бросились рукава белой ночной рубахи, когда взмахнулись руки, скручивая волосы в узел на затылке. Судя по ощущениям, волосы были кудрявыми и очень длинными.