С зарождающимся отчаянием вновь рухнула на колени, склонившись над любимым. Страх за него стрелой пронзил сердце, причиняя муки посильнее физических. Ему было больно. Очень больно. Митя слабо стонал, находясь на границе сознания и беспамятства и не шевелился.
— Митенька, скажи, одно слово всего, как помочь, что сделать? — выкрикнула, боясь коснуться и причинить лишнюю боль. Митя не ответил. В плену нечеловеческой муки было не до слов.
И тут, с ее мокрых волос упали две капли на его предплечье. В месте, где они коснулись волдырей, кожа заискрилась, впитав их, словно губка. Степанида с открытым ртом смотрела на это чудо, не веря в то, что видит. Одно дело знать, что вода в источнике целебная, а другое, видеть, как она действует воочию. На клочке тела, размером с пару квадратных сантиметров волдыри исчезли, как и не бывало.
«Вода! Водичка! Ура! Значит и так ее можно вынести, не только во рту!» Степка, подбежала к кровати, у которой, на тумбочке стояла чашка. Прямо на пол выплеснула холодный чай и склонившись над Митей, стала неуклюже выкручивать воду из волос в чашку. Руки не слушались, тряслись и половина воды капала мимо, попадая прямо на мужчину.
Ей удалось выдавить с полчашки воды, чему она обрадовалась, как ребенок. Это пожалуй, пару глотков будет. Как могла бережно перевернула водяника на спину, поднесла кружку к губам. Он застонал и дернулся.
— Митя, Митенька, пожалуйста, выпей, глоточек всего, умоляю тебя, давай, мой хороший, давай!
Он разжал губы, словно услышал ее мольбу и вода, затекла в рот, побежала по подбородку, попала на грудь. Когда он с трудом глотнул, она бережно положила его голову себе не колени и стала аккуратно вытирать лицо мокрыми прядями. Слезы катились по щекам, губы дрожали, а сердце колотилось в безумном темпе.
— Ну же, пожалуйста, водичка, помоги… Помоги ему, очень тебя прошу, умоляю! Митенька, Митенька, что же это ты, как так случилось? — всхлипывала, срываясь на шепот. Выкручивала остатки влаги на его грудь, шею, руки, растирала, куда могла достать. Волдыри пропадали. Сперва только те, на которые хватило воды из волос.
Увидев, очевидный успех, Степка содрала подушку с кровати, подложила водянику под голову, и изогнувшись над ним, осатанело отжимала волосы, стараясь размазать по всему телу. «Как же хорошо, что волосы отросли после стрижки, иначе в них ничего бы не удержалось!»
Когда выкрутила все, до последней капли, стала просто водить мокрыми волосами по ногам, рукам, животу, с безумной радостью отмечая, как лопнувшие раны заживают, покрываясь розоватой кожей.
Затем села на пол, скрестив ноги и стала ждать, не зная, что еще можно сделать. Текли секунды, минуты, сплетаясь в ком нервозности. Взволнованная женщина не замечала ничего вокруг, ни собственной обнаженности, ни того, что озябла, глядя на него во все глаза, до жути боясь, что не очнется.
Митя очнулся. Сперва сделал резкий вдох, втянув в себя воздух со свистом и разомкнул свои невероятные синие глазища.
— Господи, спасибо тебе, живой! — прошептала она и опять заплакала, уже от облегчения.
— Панни! — водяник резко сел, глядя на нее странным взглядом. Из-за слез она не могла понять, не то счастливым, не то расстроенным, — живая! Живая!!! — закричал совершенно неожиданно, одним прыжком подскочил на ноги, сжал ее плечи и потянул за собой. Степка поднялась и упала ему на грудь, разрыдавшись уже в голос, цепляясь руками за шею, гладя по лицу, желая раствориться в нем, втереться ему под кожу, чтоб до конца убедиться, что живой, невредимый…
— Да я чуть с ума не сошел, — каким-то чужим, треснутым голосом очень быстро говорил он, — ты хоть представляешь, что я пережил?
— Т-ты? — она подняла голову и заглянула в его лицо, пытаясь вникнуть в смысл слов, — ты? К-когда?
— Когда??? Когда??? — кажется от возмущения у него отнялась речь, — ты даже не догадываешься чего мне стоило тебя вытащить?! — он отстранил ее от себя и сильно потряс, — никогда! Слышишь, никогда больше так не делай!!!
— Я н-не понимаю, — ответила она, испуганно глядя на него, — что я сделала?
— Я думал… я думал… ты умерла, — ответил он безжизненным голосом и притянул к себе. Сжал так сильно, что стало больно. Но она прижималась к нему и терпела, потому что в эту самую минуту все тревоги уходили, покидали ее тело, делая его легким и чистым.
Они долго стояли обнявшись. Не шевелились, лишь тяжело дышали.
— Ты ледяная, замерзла? — первым пришел в себя Митя, выпустил ее и отступил на шаг, только сейчас заметив ее обнаженность. Степка, потеряв щит из его тела, покраснела и прикрыла грудь руками. Митя вздернул одну бровь вверх, но ничего не сказал. Сдернул покрывало с кровати, замотал ее в него с головой и подхватив на руки, понес наверх. Уложил на свой красивый белый диван, сам сел рядом и очень серьезно сказал:
— Если с тобой что-то случится, мы наверное, все подохнем! — Степка не нашлась, что ответить, только глядела на его лицо, отмечая необычайную бледность, синяки под глазами и впавшие щеки, — Рыженькая, я свяжу тебя, запру в четырех стенах и не выпущу до самой свадьбы… С тобой постоянно что-то случается… Я не вынесу, понимаешь, не вынесу, если ты… умрешь… — последнее произнес зловещим шепотом и прикрыл глаза.
— Митенька, я ничего не понимаю, — ответила тихо, — это не я чуть не умерла, это ты у меня на руках умирал…
— Да, я это понял. С твоим источником шутки плохи, знал, но рискнул, сил не было больше ждать… — он облокотился о спинку дивана, выдохнув собственный страх и начал успокаиваться, — это чудо, что получилось тебя выдернуть!
— А з-зачем ты это сделал? Я как раз собиралась возвращаться, вот только освежиться хотела…
— Зачем? Зачем? — он почему-то постоянно переспрашивал, словно плохо слышал, при этом голос был хриплый, словно он сдерживался, чтоб не заорать.
— Да, зачем? Я пошла на Поляну, мне было плохо, мне нужно было там побыть немного, я заснула… — стала сбивчиво объяснять, словно школьница, еще не понимающая в чем ее обвиняют, — заснула… а когда проснулась, поняла, что спала весь день и ночь… я знаю, что все волновались, но я ведь не специально…
— День и ночь? — Митя резко сел, повернувшись к ней лицом, — день и ночь? Ты серьезно, да?
— Что не так, Митенька, объясни нормально, что ты смотришь на меня так, словно у меня рога выросли?!
— Восемь дней, Панни! Тебя не было восемь дней! — выкрикнул он, — понимаешь, восемь!!!
— К-как…
— Вот так! Парни провели тебя на Поляну во вторник… неделю назад… Сегодня среда…
— Ш-ш-ш-што? — прошипела она, не веря ушам своим.
— Восемь. Восемь чертовых дней! Слышишь? Мы пришли к мысли, что ты умерла, Панни!
— То-то я думаю, чего это мне так хреновенько…
— Боже, что, где болит? — Митю сдуло с дивана, он забегал по кухне, зачем-то поставил чайник, затем снова вернулся к ней и заявил, — так, едем в больницу…
— Не-не-не! Просто слабость, я же не ела получается, больше недели! Пипец… как так получилось? — Степка нахмурилась, все еще не веря, что могла выпасть из реальности так надолго.
— Точно? Может Матильду?
— Матильду точно нет! — отрезала она, — лучше дай поесть!
— Поесть? Поесть… — водяник в растерянности подошел к холодильнику, открыл и долго-долго в него смотрел, затем захлопнул и сказал, — еды нет…
— Что совсем? Покопайся хорошо, может сухарик?
— Крекеры есть. Больше ничего… — Митя сам расстроился данному факту и почему-то посмотрел на нее извиняющимся взглядом.
— Я буду крекеры и чай с молоком!
— Молока нет…
— Тьфу ты! Ладно, крекеры и любой чай! С сахаром!
— Разве это еда? Тебе же поесть нормально надо! Сейчас-сейчас! Я что-то придумаю…
— Вот пока думаешь, дай крекер, а? — Степка привстала, выпуталась из кокона, — и можно мне какую-то футболку?
Спустя полчаса они сидели на террасе плавучего дома за чашкой чая. Степка была одета в Митину майку и боксеры, которые вполне сошли за шорты, обтянув бедра. Она выпила две чашки чая, заела крекерами и блаженно растянулась в кресле, почувствовав себя гораздо лучше. Водяник сидел напротив, глядел на нее хмуро, крутя в руках чашку. Солнце грело, но не жарило, даря приятное расслабление коже.
— Спасибо, червячка заморила! — женщина отложила чашку и поднялась на ноги, — я хочу умыться, привести себя в порядок и ты мне все-все расскажешь? Хорошо?
На самом деле ей хотелось почистить зубы и поцеловать его. Это было даже не желание, а настойчивая потребность. Но лезть с поцелуями, после того, как неделю зубы щетки не видели, было бы по меньшей мере негигиенично.