Оглядела комнату, ища Петра Ильича. Тот обнаружился завернутым в теплое одеяло до самого носа, а возле него сидел Славик в привычной полицейской форме. Рядом, на стуле, расположился Грозный. Выглядел он устало, под глазами тени, одежда перепачкана, местами изорвана. Чудовищно захотелось обнять их всех, поцеловать, утешить. Она-то на Полянке сил набралась, а они бедолашные, столько всего вынесли, вон из последних сил держаться.
Но это потом, сначала раненный, напомнила она себе. Подошла к больному, даже не скинув верхнюю одежду. Присела у дивана, обняла за шею, прижалась к губам. Сейчас, когда уже не так остро переживала за его жизнь, видя, что лечение помогает, позволила себе неторопливость. Погладила его.
Вспомнилось, он как он разбил кулаком стекло в машине похитителей, как запрыгнул за руль, спасая ее. Как со стрелой в теле шел отгонять хапунов. Настоящий герой! Едва не прослезилась от наплыва нежности и безграничной благодарности. Захотелось подарить ему частичку тепла, приласкать, поделиться силой.
Убрала волосы со лба, погладила шею, а затем, надавив на подбородок, влила воду в рот. Больной вздрогнул, но выпил воду одним большим глотком. А затем лишь долю секунды ничего не происходило…
Отбросил одеяло и сграбастал женщину в объятия. Степка даже понять ничего не успела, как оказалась лежащей на диване, придавленная голой грудью Петра. Он впился в ее губы грубо-голодным поцелуем, задрав дубленку вместе со свитером, коснувшись голой кожи и застонал, словно ему больно. Но при этом решительно просунул язык в рот, пленив губы и лишив воли. Она потерялась, растаяла, задрожала…
Это было неожиданно. Петр казался смертельно раненным и столь бурного отклика ничего не предвещало. Голова закружилась, дыхание остановилось, а широкая ладонь чаура уже нырнула под лифчик.
— Твою ж мать! — в затуманенный разум ворвался возмущенный вскрик Лапы.
Петра Ильича буквально отодрали от нее. Секунда и она оказалась на ногах, прижатая к теплому боку белого волка. Хватая воздух ртом, глаза в глаза, потому что его лицо оказалось очень близко, она попыталась вырваться, да не тут-то было. Светлые глаза зыркают зло, губы сжаты в одну линию.
— П-пусти! — охнула она. Объятия ослабли. Она с секунду глядела на него часто-часто моргая, а потом повернулась к женихам:
— Ты… вы… чего сидите? Антон, Славик, почему не вмешались?
— Честно говоря, сам офигел, — выдал Антон.
— Я тоже не ожидал, он же лежал, не дышал! И вдруг бросился, как на самку течную. Прости, Штефа! — Славик развел руками.
— Степушка… что? Черт! — Петр Ильич, выпрямился на диване, куда его забросил Лапа и недоуменно смотрел по сторонам, — что… случилось?
— Ты блин, герой-любовник живучий, однако, — буркнул Лапа, все еще не выпуская Степку.
— Не твоими молитвами, полагаю, — ответил Петр, нахмурившись, — кто такой?
— Та не, я о мужиках не молюсь!
— Эй, мальчики, не ссорьтесь, нам и так есть с кем воевать. Лапа, может выпустишь меня? Опасности нет, честно.
— Не могу, — ответил тот и Степка в этот раз разглядела, что он неестественно бледен, — что-то… нехорошо мне.
— Штефа, его хапун ранил, — сказал Вячеслав, — но этот баран отказался ехать к знахарке, хотел сначала тебе новость сказать.
— Что? Как ранил, куда, когда? Какую новость?
— Я узнал, кто хапунам тебя заказал, — Лапа глупо улыбался, а его кожа бледнела и на ней отчетливо проступила сетка синих вен.
— И кто?
— Огневик. И причем заказ масштабным вышел… на всех. На всех Слагалиц. Около пяти лет назад…
— Как…
— Все, сказал. А теперь буду падать, — и рухнул на пол. Степка, не удержав его, упала сверху.
— Дело дрянь, Степушка! — изрек Петр Ильич. Лапу раздели, уложили на диван, на котором давеча лежал чаур и осмотрели. От шеи, через грудь и до живота тело было исполосовано тремя царапинами, похоже, что от когтей, — смотри, а вот здесь укусы.
Шесть мелких ранок, обнаружились на предплечье. Из них и царапин сочилась черная кровь.
— Фу, гнильем смердит! — сказала Лукерья, — это от яво преть, что ль?
— Помолчи лучше! — оборвала ее Степка, обеспокоенно глядя на бесчувственного Лапу, — Петя, но раны ведь не глубокие. Промоем, продезинфицируем, заживет? Даже шить не придется. Нет?
— Я не зря говорил, что хапунов опасаться надо. Яд на их зубах и когтях смертелен. Эти раны никогда не заживут. Яд постепенно отравит всю кровь и он умрет. Прости, что расстраиваю, моя хорошая.
Петр Ильич уже твердо держался на ногах, о недавнем ранении говорила разве что бледность.
— Нет, погоди, какой умрет?! Тебя от стрелы спасли, а его от царапин не спасем? Бред!
Она сбросила на пол дубленку и склонившись над раненым стала отжимать воду с волос. К сожалению волосы прочти просохли и всего несколько капель упали ему на грудь. В месте соприкосновения с черной кровью вода зашипела, запузырилась. Лапа застонал.
— Как-то не так действует вода… — прошептала Слагалица, — когда лечила ожоги Мите, вода светилась и впитывалась в кожу.
— Много яда, — развел руками Петр.
— А если Матильду позвать? — предложил Вячеслав, — я не могу… я не готов потерять друга!
— Зовите, но я уверен, что все напрасно!
Вячеслав схватил телефон и выскочил из комнаты.
— А промывание крови? — В ответ Петр Ильич просто покачал головой.
Степка испугалась. Этот незнакомый мужчина, внезапно появившийся в жизни всего день назад, успел стать дорогим. Его возможная смерть холодила кровь и вызывало острое желание что-то делать, куда-то бежать, искать пути и способы.
— Я не знаю способов, Степушка.
— Так хорошо, ладно. Кровь — это вода! Водой управляет Митя. Я позову его!
Она ушла в ванную комнату, по пути отмечая, как изменился Домик. Стены стали ровными, гладкими, словно в нем переложили каждое бревнышко. Появились изящные светильники, на полу белые пушистые ковры. «Антон расстарался, а я вся в дыму, даже порадоваться некогда»
В ванной, которая преобразилась мало, лишь став выглядеть более стильно и завершено, что ли, она намочила руку водой и тихонечко позвала:
— Митенька, я дома, помоги пожалуйста!
Вернувшись в гостиную, обнаружила взволнованного Славика.
— Матильда, Никита и Гор не берут трубку, — сказал он, — черт, что же делать?
— Я Никите звонил из машины, когда Амазонку украли, — сказал Антон, — тоже не дозвонился.
— Ой, — пискнула Степка, — только не говорите мне, что с ними что-то произошло… Где, где мой телефон? — она стала метаться по комнате, — блин, я же его потеряла…
В этот момент раздался звук открываемой двери и быстрые шаги.
— Водяник пожаловал, — отчитался Егорыч.
Митя, без куртки, босой, влетел в комнату и увидев Степаниду в целости и сохранности, прислонился спиной к дверному косяку и прикрыл глаза. Степка бросилась к нему и прижалась, обняв за шею. Водяник выглядел исхудавшим, кожа посерела. Он сжал руки вокруг ее талии и уткнулся носом в волосы.
— Что с тобой, ты заболел, Митенька? — голос дрогнул от тревоги.
— Н-нет, все нормально. Я… только вернулся, не восстановился еще, — ответил он, не открывая глаз, — что случилось?
— Да много чего, — хмыкнул Антон.
— Я потом расскажу, — оборвала Степка, — сейчас нужно спасать Лапу.
— Кого? — Митя открыл глаза и поглядел непонимающе.
— Лапу, он… в общем я ему обязана жизнью. А теперь он ранен хапуном.
— Кем? Черт, что я пропустил?
— Я потом расскажу, — повторила Слагалица, — а сейчас давай Лапу спасем!
— Лапа — мой друг, — вмешался Вячеслав, — он помогал нам, когда Штефу украли.
— Украли? — прохрипел Митя, выпрямившись. Он начал осматривать ее внимательно, словно ища повреждения, — я ничего не ощутил, как это случилось?
— Потом! Я расскажу, давай сначала Лапу спасем, — повторила Степка, как попугай, — со мной все хорошо! Благодаря ему!
— Ладно, где этот Лапа? — согласился Митя, убедившись, что она цела и невредима, — чем я могу помочь?
Степка подвела его к дивану и в нескольких словах рассказала про яд хапуна. Митя долго смотрел на лежащего без чувств обнаженного до пояса мужчину, а потом переглянулся с Антоном и Петром нечитаемыми взглядами.
— Хм, а чем я могу ему помочь, Панни? — спросил через время, — я в лечении не силен.
— Смотри, о чем я подумала, — она схватила его ладонь и крепко сжала, ловя взгляд, — его кровь отравлена, а кровь это вода. Ты умеешь управлять водой. Смог бы ты как-то быстро очистить его кровь?
— Как? Я никогда раньше такого не делал…
— Все просто! — запальчиво объясняла она, — мы положим его в мой Ручей на Полянке, а ты…
— Чаво удумала, чужака на Полянку привесть? — вскричала вездесущая Лукерья, — у тебя разум, аль вехотка?
— Он не враг! Он спас мне жизнь! — топнула ногой Степка, начиная сердиться.