Степка закусила губу, чтоб не расклеиться и не впасть от этого зрелища в истерику. Для слез время еще будет, сейчас нужно действовать. Намочила полотенце. Выдохнула и провела ним по груди.
Лапа громко застонал и дернулся.
— Нет, не так, Панни, просто выжми полотенце прямо на раны. Не трогай их, не тревожь, — посоветовал Митя. Степка так и сделала. Вода, попав на рану зашипела, запузырилась и стекла по телу вниз черной жижей.
— Нет, так тоже не годится. Позволишь, я?
— Д-да, давай.
— Я спрашиваю, можно ли мне прикоснуться к ручью, Панни? Без разрешения, боюсь, он меня не примет.
— Разрешаю, Митенька, конечно!
Митя подошел к Ручью, присел перед ним на корточки и что-то прошептал. Протянул руку, поводил над поверхностью. И вода ответила ему. Легкая рябь пошла, словно легкий ветерок подул. И только тогда Митя рискнул опустить ладонь. Вздрогнул, как от удара током, упал на одно колено и зашипел сквозь зубы. Степка бросилась к нему, но он остановил ее жестом. По лицу тек пот, но он улыбался.
— Все… хорошо. Спасибо, Панни, это бесценный подарок… мне минута нужна, мы… мы знакомимся.
Слагалица благоговейно застыла, наблюдая, как по ладони Мити, вверх, тонкой ниточкой, побежала струйка воды. А он засмеялся, словно в ту минуту стал очень счастлив. Его глаза снова засветились ярким синим цветом.
— Невероятно, Рыженькая. Чудо вода… прикасаться к ней — великое таинство. Вся усталость долой.
Он еще немного так посидел, а Степка не мешала, наблюдая не отрывая глаз. Поводил двумя руками и практически силой заставил себя оторваться. По разочарованию на лице, было видно, как бы он хотел продолжить.
Подошел к Лапе, а за его рукой, как из клубка нить, из ручья потянулась струйка воды. Склонившись над раненным, направил воду на его раны. Сначала струйка была тоненькая, но она крепла, набираясь силы. И уже через пару мгновений мощный напор воды вымывал чернь из тела белого волка.
— Сначала промоем так, а потом положим прямо в ручей, — сказал Митя, — я спросил, он разрешил.
— У кого спросил?
— У ручья. Он справится с ядом.
— Прикольно. Ты разговариваешь с моим ручьем?
— Ничего особенного, вода моя стихия, — пожал Митя плечами.
Когда из ран Лапы перестала течь черная кровь, Митя поднял его и опустил в ручей. Лапа стонал, выгибался, сжимал зубы и мотал головой. Степке пришлось помочь придержать его.
— Попробуешь, Мить? Ты же сможешь сделать промывание крови?
— Я раньше такого не делал. Понимаешь, я не химик, не врач, не знаю, что из крови вымывать надо. Что яд, а что ее нормальные составляющие. Но попробую, — ответил водяник, — сейчас…
Сначала он снова «пошептался» с водой, только потом положил руку на грудь мужчине, закрыл глаза и… Что он делал, Степка не понимала. Вроде бы ничего не происходило, но Митя стал похожим на статую самому себе, а Лапа закричал, рванулся. Слагалица упала поверх него прямо в ручей.
Поднялась, поскальзываясь, вцепилась в плечи, пытаясь удержать голову на поверхности. По его лицу прошла судорога, искажая черты, но сетка вен посветлела. Женщина посчитала, что это хороший знак.
Вода окрасилась в кровавый цвет, но тут же заискрилась миллиардами разноцветных огоньков и уже через мгновение стала прозрачной. Степка обрадовалась, увидев, как разглаживается лицо Лапы. Но он не пришел в себя, а наоборот обмяк в ее руках.
— Я закончил, — Митя с трудом поднялся на ноги, — вывел все, что посчитал злом. Пусть полежит пока, ручей дальше сам.
— Получилось? — спросила Степанида.
— Кажется. Вот смотри, раны больше не гниют.
— Но ведь и не заживают.
— Много яда было, давай подождем.
— Хорошо… — Степка свернула полотенце в рулон и положила Лапе под голову, второе отдала Мите, — подождем, раз надо.
«Истина хороша, да и правда не худа»
Они расположились на покрывале недалече от ручья. Степка развесила свою одежду на ветви молодого деревца, замотавшись в полотенце. Митя остался в брюках, ведь на Полянке было тепло. Наспех перекусили тем что Лукерья собрала.
Митя попросил дозволения еще «пообщаться» с водицей, больно удивительной она была для него. Степанида наблюдала за ним с улыбкой полной нежности, чувствуя, как рядом с любимым на сердце легче становится. Пусть еще несколько минут ничего бы не происходило. Пусть это еще не стабильное счастье, но передышка тоже хорошо.
Митя был красив особой, неподражаемой красотой. И хоть черты его лица были тонкими, нежными, мужской силы было с лихвой. Она была во всем. Во взгляде, в речи, в крепких руках. И даже в добром мудром сердце. Еще бы не ревность, цены б ему не было.
Но ревность Степка понимала. Сама не вынесла бы рядом с ним другой женщины. Не смогла бы делить. Ушла бы. Страдала бы от любви в одиночестве, но не вернулась бы. Нет, ни за что.
— О чем думаешь, Панни? — Митя, заметив ее пристальный взгляд, оторвался от воды и присел рядом на покрывале, уткнувшись лбом в рыжие кудри, — у тебя такой взгляд…
— Какой?
— Не добрый, — хмыкнул он, — словно злишься на меня.
— Нет, что ты! За что мне злиться? — Степка придвинулась ближе и уткнулась носом в грудь, ища его личного тепла, — соскучилась очень…
— И я…
— Мысль в голову пришла тяжелая. Каково вам делить меня, — вздохнула, — не хотела бы я оказаться в подобном положении, не смогла бы, не стерпела.
— Открою тебе тайну, которая не тайна, — Митя чмокнул в лоб и лег на спину, умостив ее голову себе под мышку, — никто из нас делиться и не намерен на самом деле. Все ждут благополучного исхода.
— Что я выберу одного?
— Типа того.
— Я и выберу. Если мне предоставят такую возможность. В чем не уверена. Боги, они такие жестокие, Мить, такие жестокие…
— Ты что-то новое узнала?
— Узнала, а ты?
— И у меня есть, что рассказать. Но начни ты, очень хочется голосок твой послушать. Я бы лучше поцеловал тебя, вместо разговора, да боюсь до свадьбы на Поляне к тебе прикасаться, не сдержусь, а здесь не место. — улыбнулся, крепче прижав к себе.
Степанида рассказала ему обо всем, что случилось за эту неделю, лишь о похищении умолчав, решив это перенести на потом. И о последнем разговоре с Лелей поведала, да о том, как одним глазком подглядела за свадьбой Первой Слагалицы.
— Поэтому я стала еще больше бояться свадьбы, Мить. Как бы у нас чего подобного не случилось.
— Я тоже видел их свадьбу, — сказал Митя, глядя в небо.
— Как?
— В дедовых воспоминаниях.
— Прикольно… А что видел?
— Многое видел, с чего начать?
— Расскажи, что было после? — Степка умостила удобнее, готовясь к долгому рассказу, — боги все-таки заставили Нидару жить со всеми? Без любви?
— Помнишь, ты рассказывала про нумерологию? О том, почему женихов семь, что счастливая семерка не случайное число?
— Помню, Евдотья рассказывала.
— Так вот, из-за отказа Ниды от троих силовиков, боги вынуждены были сделать рокировку.
— Вынуждены?
— Да, послушай. Изначально Первая Слагалица предназначалась в супруги одному из богов. Числобог высчитал, что такую ношу она в одиночку не осилит и в мужья ей нужен крепкий спутник. Не кто-нибудь, а бог. И представь, девушка, которая выбрала камень судьбы Слагалицы оказывается влюбленной. Подстава.
— Плохо считал, в столбик видимо, — хохотнула женщина.
— Он ведь и камень заворожил, чтоб выбрала исключительно подходящая девушка. Все вычислил и вдруг такой сюрприз.
— И боги ошибаются, ничего удивительного.
— Но когда отец Ниды и Мары пришел просить не разлучать дочь с любимым, Числобог пошел на уступки. Что конечно выглядит странно, так как добряком его не назовешь.
— У него была цель?
— Я думаю Числобог предвидел, что на место встречи придут все братья. То есть, дед мой так думал.
— Потому что заменить одного бога по силам четырем стихийникам? — догадалась Степанида.
— Да.
— Выходит, Числобог не из-за дурного характера на свадьбе сделал замену одного к двум? Для уравновешивания сил?
— Опять, да.
— Хм. Ну, все равно. Это жестоко. Нидара живой человек. Как ей жить, ложиться в койку с теми, кого даже не знаешь?
— Я так понял, что после обряда с этим проблем не возникло.
— В смысле?
— После обряда пришли чувства и страсть пришла.
— Та-а-а-к, — Степка села и уставилась на Митю огромными глазищами, — выходит, что после свадьбы она их полюбила? Из-за обряда?
— Вроде, да.
— То есть ее выбор ничего не значил? Не любишь? Заставим! Офигеть! А… а как же дед Мечислав? Он что, после свадьбы тоже изменился? Стал спокойнее глядеть на соперников?
— Нет. Дед ушел.
— Куда?
— Бросил Ниду, — Митя тоже сел, — они много лет не виделись.