Наш семилетний план охватывает все основные участки борьбы за культуру труда и быта. Коллектив комбината стремится жить и работать по-коммунистически.
Никитовка, Украинская ССР
Поездка в 1962 год
Марк Поповский
Рисунки П. Пинкисевича
Мы не вольны над своими воспоминаниями. Они приходят из глубин памяти совершенно нежданными и настойчиво, до мельчайших деталей заставляют нас перебирать в уме какое-то давнее событие. Так было, когда в руки мне лопалась тоненькая, в несколько страничек книжка — Приказ министра здравоохранения республики. «О ликвидации дифтерии…» — значилось на первой странице — и дата: 14 августа 1958 года. И вдруг сугубо деловой, отнюдь не лирически звучащий документ напомнил мне давнюю, до слез волнующую историю…
Это случилось пятнадцать лет назад, в августе 1943 года, где-то в Смоленской области. Нас было 27 — спецкоманда. Двадцать пять солдат, офицер и я — лейтенант медицинской службы. Приказ гласил, что команда должна разминировать аэродром и привести его в боевую готовность для посадки самолетов.
Фронт глухо шумел где-то в десятке километров впереди. Вокруг чадили пепелища сожженных деревень. Война не пощадила ни школ, ни больниц, ни жилищ. Так называемая санчасть на аэродроме ничем не отличалась от остальных солдатских землянок: над головой низкий накат из бревен, стены, обшитые грубыми досками, стреляный патрон от авиапушки с коптящим фитилем — лампа.
Вечера в конце августа темные, длинные, коптилка еле мерцает, в один из таких вечеров я задремал, укрывшись шинелью. И вдруг: не то стон, не то плач:
— Кто тут есть?.. Доктор, помогите…
Вглядываюсь: на пороге женщина с ребенком. Откуда она здесь, среди аэродрома? Как обошла посты, как не подорвалась на минах? Смотрю на ребенка, и сразу все становится ясным. На руках у матери белоголовая девочка лет пяти. Глаза в коричневых обводинах полузакрыты. Маленький рот с тяжелым хрипом втягивает воздух. И при каждом вдохе тельце ребенка все содрогается в мучительном желании — воздуха, воздуха. Кругом океан кислорода, но ему нет пути в легкие девочки: дифтерия, круп — дыхательное горло ребенка забито пленками. Спрашивать не о чем.
Полное ужаса и мольбы лицо матери выразительнее всяких слов. Видимо, в деревне кто-то сказал ей, что на аэродроме есть врачи. Она не могла дождаться утра и прямо через заминированное поле отправилась искать спасения для своего ребенка.
— Помогите, доктор…
А чем помочь? У меня с собой только фельдшерская сумка. В ней перевязочный материал, шприц, несколько ампул с кофеином и камфарой, кое-какие медикаменты да садовый складной нож.
Девочку может спасти только немедленное впрыскивание дифтерийной сыворотки и операция. Об операции — трахеотомии — я только слышал и читал. Знаю, что при этом вскрывают дыхательное горло и вставляют в него специальную трубочку. Трубочку эту, изогнутую, двойную (на случай если придется прочищать), тоже видел всего один раз.
Может быть, лучше отправить ребенка в ближайший военный госпиталь? Нет, бессмысленно. Он все равно не перенесет поездки. А если… Отчаяние подсказывает последний возможный выход.
Вытираю руки спиртом, потом йодом.
Разбираю шприц. Может быть, стеклянный корпус удастся приспособить вместо дыхательной трубочки? Обжигаю на огне нож и пинцет.
Но почему же молчит мать? Оборачиваюсь. Женщина приложила ухо к
груди ребенка. Тельце продолжает вздрагивать, но хрипов уже не слышно. Еще мгновение. И вдруг — страшный нечеловеческий крик. И тишина…
Будто окаменевшие, мы сидели друг против друга. Я молчал, а мать, сжимая тело ребенка, шепотом вновь и вновь бессмысленно повторяла одно только слово: дифтерия.
…И вот пятнадцать лет спустя у меня в руках приказ:
в ближайшие три — четыре года практически ликвидировать заболеваемость дифтерией во всей Российской Федерации. Чудесное начинание!
в 1962 году эта болезнь станет редкой.
— А хотите сейчас побывать в городе, где болезнь эта уже почти ликвидирована? — спросили меня.
— Небольшой городок?
— Нет, многомиллионный Ленинград.
И я поехал в…. 1962 год. Поехал в память о маленькой белоголовой девочке, чья смерть навсегда запала мне в душу.
Эпидемии дифтерии были известны еще Гиппократу. А с XVII столетия болезнь, проявляющая себя пленками в горле, получила имя «гаротилло», что означает «петля палача». Со второй половины XIX века дифтерия захватывает в Европе и Америке все большее число жертв. За 25 лет перед революцией в одной только Европейской России переболело ею около шести миллионов человек. Сотни матерей обращаются к Луи Пастеру, умоляя его найти средство против дифтерии. Сотрудники Пастеровского института в Париже действительно сделали многое для изучения токсина (яда) дифтерийной палочки, но честь отыскания антитоксической лечебной сыворотки принадлежит не им. Ее получили почти одновременно Бардах в Одессе и Беринг в Германии.
Но врачи хотели не только лечить уже заболевших, а и предупреждать дифтерию у здоровых. В Пастеровском институте Рамон создает дифтерийный анатоксин. Путем особой обработки ему удается обезвредить яды дифтерийного возбудителя. Если такой обработанный яд ввести в организм, вырабатывается невосприимчивость к дифтерийному микробу. Очень скоро медики убедились: противодифтерийные прививки способны творить чудеса. Казалось бы, мечта о полном искоренении этой тяжелой болезни вот-вот сбудется. Так полагали даже специалисты. Но в годы второй мировой войны в Европе, к западу от Польши, дифтерия вновь стала одной из самых распространенных эпидемических болезней.
Отчего же это случилось? Виновницей оказалась фашистская Германия. Гитлеровцы считали, что прививки «портят» благородную кровь «арийской» расы. Поэтому в Германии их почти совсем перестали делать и число больных непрерывно росло. Фашисты вторгались в страны Европы и вместе с ними пробиралась через государственные границы дифтерия. В Голландии число заболевших после прихода немцев увеличилось в 40 раз, а в Норвегии даже в 108 раз. Занесли гитлеровцы эпидемию и к нам. И кто знает, не фашисты ли виноваты в заражении той девочки, с которой в недобрый час повстречался я в годы войны?
После войны ученым не пришлось ломать голову над новыми методами борьбы с дифтерией. Анатоксин Рамона окончательно утвердился как средство, с помощью которого можно наверняка предупреждать заболевание. Но чтобы победить дифтерию в населенном пункте, надо подвергнуть прививке всех или хотя бы 90 процентов детей. Впервые именно это проделал еще в 1931 году известный советский ученый профессор П. Ф. Здродовский. Проведенные под его руководством массовые прививки в десять раз снизили тогда заболеваемость дифтерией в Ленинграде.
Огромных усилий потребовало это мероприятие от организаторов здравоохранения. Сам Рамон восторженно приветствовал успешный советский эксперимент. Война разрушила систему массовых вакцинаций. И хотя в нашей стране, особенно после введения обязательных прививок для детей, заболевания дифтерией резко уменьшились, полное ее уничтожение многим представлялось делом далекого будущего.
Представлялось, пока за дело снова не взялись ленинградцы.