— Госпожа Итиянаги-сан, вы позволите осмотреть кабинет?
— Разумеется. Сабуро-сан, покажи инспектору, куда идти.
— Я тоже пойду, — сказал, вставая, Рюдзин. Гиндзо также встал и последовал за ними.
Кабинет Кэндзо находился слева от входного холла главного дома, то есть в юго-восточном углу здания. Это была просторная комната, отделанная в западном стиле, площадью около двадцати квадратных метров, то есть в двенадцать татами, но её делила на две части тонкая перегородка. Меньшее из помещений использовал под свой кабинет Сабуро, имевший собственную дверь в северном конце комнаты. Значит, Кэндзо располагал площадью в восемь татами, или около тринадцати квадратных метров. Восточную и северную стены от пола до потолка скрывали книжные шкафы, полные иностранных книг. Под окном в южной стене стоял большой стол. Прямо посередине обеих комнат помещалась металлическая угольная печь.
— Сабуро-сан, где этот альбом?
— На этой полке… где-то тут…
Вещи, часто используемые Кэндзо, удобно располагались на книжной полке слева от стола. Там аккуратно выстроились в ряд альбом для фотографий, несколько томов дневника и газетные вырезки. Сабуро протянул руку за альбомом, но инспектор Исокава быстрым движением остановил его.
— Минуточку.
Инспектор остановился, изучая содержимое полки.
Похоже, Кэндзо скрупулёзно вёл дневник. Начав в 1917 году и продолжаясь до 1936, то есть прошлого, года, дневник занимал двадцать тетрадей, разложенных в хронологическом порядке. Более того, все они были выпущены одной и той же токийской компанией и имели одинаковые размер, переплёт и качество бумаги. Они многое говорили о Кэндзо.
Инспектор так близко рассматривал тетради, что практически подпёр лбом полку. Некоторое время он разглядывал их, а потом, нахмурившись, повернулся к остальным.
— Кто-то недавно рылся в этих дневниках. Три тома за 1924, 1925 и 1926 годы не на месте. К тому же, на остальных лёгкий слой пыли, а на этих нет. И есть ещё одна страннейшая вещь.
Инспектор Исокава предельно аккуратно снял три тетради с полки и показал каждую остальным. Гиндзо прищурился, чтобы лучше разглядеть, и был озадачен увиденным. Во всех трёх тетрадях не хватало страниц, явно вырезанных или вырванных. В тетради за 1925 год недоставало примерно половины листов. Переплёт почти выпадал.
— Взгляните. Эти страницы вырезали недавно. Скажите, сколько лет было Кэндзо между 1924 и 1926 годами?
— В этом году исполнилось сорок, значит, в 1924 году было двадцать семь, — ответил Рюдзи, посчитав на пальцах.
— Итак, это его дневники с двадцати семи до двадцати девяти лет. Что он тогда делал?
— Закончил университет в Киото в двадцать пять лет, потом два года преподавал там. Наконец, его так растревожили проблемы с дыхательными путями, что он решил оставить работу и следующие три года едва ли занимался чем-то, кроме заботы о здоровье. Если посмотрите в дневнике, там про это много написано.
— То есть, вы говорите, что эти тетради охватывают период, когда он оставил преподавание и лечился от болезни лёгких? Нужно разобраться, кто вырезал эти страницы и почему. И что случилось с этими пропавшими страницами, и у кого они? Я уже говорил, это, похоже, сделали недавно… Эй, что случилось?
Инспектор резко обернулся и увидел, что Гиндзо резко кашляет и стучит своей трубкой по печке. Инспектор немедленно понял, что имеется в виду. Он тут же шагнул к печке и открыл металлическую дверцу. И фыркнул от удовольствия. Внутри она была набита сожжёной бумагой, некоторые листки которой ещё хранили первоначальную форму.
— Когда её последний раз чистили?
— Прошлым вечером ничего такого не было, — сказал Сабуро, заглянув внутрь. — Я вчера был до семи вечера тут, читал книгу. Несколько раз подбрасывал уголь. Делал это сам, так что вполне уверен, что там не было бумаги.
Гиндзо, не выказывая никаких эмоций, пристально посмотрел на Сабуро. Почувствовав его взгляд, Сабуро покраснел.
— Отлично. Посмотрю детально потом, — продолжал инспектор Исокава. — Пожалуйста, не трогайте эту золу. Итак, Сабуро-сан, альбом, о котором вы говорите, где-то тут.
Всего фотоальбомов было пять. Годы, которые охватывал каждый из них, были написаны красными чернилами на корешках. Инспектор Исокава взял помеченный как «1923–1926», положил его на стол и принялся тщательно изучать. Он едва ли добрался до шестой страницы, когда Сабуро оживился:
— Инспектор, вот оно. Вон то фото.
Он указывал на фотографию размером с визитную карточку, выцветшую, погнутую и потёртую. Все остальные фото рядом, похоже, были любительскими, возможно, сделанным самим Кэндзо, но именно эту, очевидно, снял профессионал. Это было официальное фото головы и плеч, вроде тех, которые используют, подавая документы в университет.