Кацуко воздержалась от ответа. Вместо племянницы заговорил Гиндзо Кубо.
— Если бы Кацуко попросили заранее, она с радостью бы сыграла для вас.
— В самом деле? Старшая сестра, вы тоже играете на кото? — спросила Судзуко.
— Барышня, эта девушка станет тебе хорошей спутницей, — ответил ей Гиндзо. — Быть может, она станет тебе большим, нежели старшая сестра. Она может стать твоим учителем игры на кото.
Итоко и Рёскэ переглянулись. Заметив это, Кэндзо произнёс:
— Тогда теперь это кото принадлежит Кацуко.
Итоко не ответила, и в комнате повисло неловкое молчание. На помощь пришёл опытный сват:
— Если невеста умеет играть на кото, то её надобно просить играть сегодня. — Он повернулся к Итоко. — Осталась последняя часть обряда, во флигеле. Что вы думаете, госпожа, о втором представлении?
— Верно, — сказала Итоко. — Сыграешь для нас, Кацуко-сан? А раз мы уже слышали, как Судзуко играет «Влюблённых птиц», выбери любую мелодию. Что-нибудь весёлое, что тебе нравится… Ведь, в конце концов, это наша семейная традиция, чтобы невеста в брачную ночь играла на кото.
Так и вышло, что Кацуко в тот вечер играла на кото.
Свадебная церемония кончилась примерно в половине десятого, и для гостей в доме и на кухне последовали пьянство и веселье.
Прежде чем удалиться на брачную ночь, всем новобрачным приходится проходить через некое испытание, но в сельской местности оно особенно тяжко. Кэндзо и Кацуко следовало до позднего вечера разносить гостям сакэ.
Пока они служили в кухне местным жителям, их угощали непристойными песнями. Конечно, по возвращении в дом они не подверглись ничему столь ужасному, но дедушка Ихэй крепко напился и бессвязно разглагольствовал.
Это был младший брат деда Кэндзо и Рёскэ, но ещё в молодости он основал собственную ветвь семейства, и они обращались к нему, как к дяде из младшей ветви. Как большинство стариков, он был известен ссорами и пьянством. Кроме того, по ходу свадьбы он безостановочно возражал и жаловался, и чем больше он пил, тем хуже становился, извергая недовольство самим жениху и невесте. Наконец, его стали просить остаться, поскольку он был не в том состоянии, чтобы добраться домой, но он не желал и слушать. В конце концов, уже за полночь он объявил, что уходит.
— Сабуро, тебе лучше проводить его домой.
Кэндзо, старавшийся не обращать внимания на оскорбительные речи Ихэя, оказался столь добр, что побеспокоился, как пьяный старик вернётся домой в темноте.
— И, поскольку уже поздно, можешь остаться у дяди.
Только когда они открыли для Ихэя дверь, стало понятно, что начался снегопад, и сильный. В этой местности снег шёл редко, а, увидев такие сугробы, все, конечно, были удивлены. Вспоминая этот вечер позднее, они поймут, какую важную роль сыграл снег в готовящемся ужасном преступлении.
Наконец, новобрачным позволено было удалиться во флигель, и в час ночи они произвели последний ритуальный обмен чашками сакэ. Акико, жена Рёскэ, так описывала это:
— Я принесла кото во флигель с помощью горничной, Киё. Они обменялись сакэ, присутствовали только тётя Итоко, мой муж и я. Сабу-тян ушёл проводить дядю Ихэя домой, а Судзу-тян уже ушла спать. После церемонии Кацуко сыграла нам «Тидори». Когда она закончила, мы поставили кото в вертикальном положении у ниши-токонома. Я положила коробочку с плектрами в дальний угол ниши, но не помню, была ли в тот момент на полке катана.
Было уже два часа ночи, когда церемонии завершились. Семейство оставило новобрачных одних во флигеле и удалилось в главный дом. Снег шёл всё сильнее.
А примерно через два часа раздался леденящий кровь крик, за которым последовали жуткие звуки струн кото, раздираемых с огромной силой.
Глава 4
Большое несчастье
Гиндзо Кубо лежал в свободной комнате дома Итиянаги, выделенной ему для ночлега. Он внезапно почувствовал себя очень уставшим. И немудрено. Он тоже опасался брака племянницы.
Слишком хорошо знал он все феодальные обычаи и предрассудки села, знал, что это значит для низкорожденной женщины, подобной Кацуко. Честно говоря, он беспокоился, как с ней будут обращаться. Он не был уверен, что вступление в семейство Итиянаги, семейство её прежних помещиков, принесёт Кацуко счастье. Но сама Кацуко очень хотела выйти за Кэндзо. Жена Гиндзо рассуждала так:
— Уверена, будь жив ваш брат, он был бы в восторге. Вступление в семью Итиянаги — несомненный признак успеха.
Гиндзо позволил себя убедить. Его старший брат, Ринкити, восхищался японскими традициями и общественным устройством куда больше Гиндзо. Да, будь Ринкити жив, он бы очень гордился успехом дочери. Наконец, несмотря на предчувствия, Гиндзо дал согласие на брак.