Гусева кивнула и продолжила:
— Вот и мне кажется, что прослушивают они меня. Я для них более опасна, чем «Республика». С теми хапугами они договорятся, потому, что сами такие же, а от этой бабули, — Раиса Андреевна улыбнулась, — неизвестно чего ожидать Я же по-прежнему все основные наши вопросы на совет директоров выношу, наших там пока большинство, всех этих нынешних молодых, да прытких совхозные тетки не очень жалуют.
— Но вас — то совет директоров жалует?
— Пока жалует, пока мы в одну дуду дудим, а развернись я в другую сторону, так и меня попросят место освободить. Хотя, теперь уже и не попросят. Теперь мы уже миноритарные акционеры. Так, кажется, говорят?
— Сколько акций у противоборствующих сторон?
— У «Республики» около 35 процентов, а у наших друзей — под сорок.
— Так это значит, что скупка скоро закончится. У вашей команды — десять, свободный остается пока пятнадцать, так что конец близок.
— Не знаю, чей конец близок, — Раиса Андреевна грустно махнула рукой. — А вот и Александров подъехал, сказала она, показывая на черный «мерседес».
— Раиса Андреевна, — укоризненно посмотрел на нее Расин, — я все-таки ваш консультант, мне наплевать на интересы Игоря Витальевича, поэтому я хочу, чтобы вы и ваши друзья ни под каким предлогом не позволили кому бы то ни было распоряжаться вашими акциями. Вас сейчас начнут склонять к разным схемам — от продажи до доверительного управления и тому подобного. Бойтесь остаться без возможности непосредственно влиять на расклад сил в акционерном обществе. Вы сейчас со своими десятью процентами можете стать самым главным участником в этом раскладе, потому что к кому вы примкнете — у того и большинство.
— Да, — грустно согласилась Раиса Андреевна, — если только не считать, что они вместе, а мы со своими десятью процентами против них. Пойду я в свой кабинет, вон Игорь Витальевич уже нетерпеливо копытами землю роет.
В воздухе чувствовалось приближение осени.
Старая раскидистая липа в парке над знакомой скамейкой своими густыми зелеными ветками ещё создавала глубокую и прохладную тень, но уже на березах то тут, то там мелькали легкими косицами тонкие веточки, украшенные яркими желтыми листочками.
Расин мог бы не приезжать в «Пригородное», но Дмитрию Сергеевичу очень хотелось воспользоваться поводом и вновь увидеть Раису Андреевну.
Гусева, увидев Расина на пороге своего кабинета, искренне обрадовалась.
— Знаете что, давайте выйдем на воздух, сегодня погода стоит хорошая, глотнем немного уходящего лета, — предложила она.
Сидя на скамейке под деревом Расин спросил Раису Андреевну:
— А эту липу вы сажали?
— Да мы здесь все сажали. И эту липу, и другие деревья. Я здесь не одну сотню деревьев посадила, теперь уже не скажешь, какое мое, а какое нет. Все они мои.
— А как дела с вашими новыми друзьями?
— Да какие они мне друзья. Так, попутчики. Не послушалась я вас, хотя все равно по-другому поступить было невозможно.
— Вы что имеете в виду?
— Помните, вы мне говорили, что своими акциями мы должны держать в узде и наших «друзей» и «Республику»?
— Конечно, помню.
— Не удалось мне так поступить, не смогла я исполнить совет, к сожалению.
— А что случилось?
— Пришлось мне передать эти акции в уставный капитал нового общества с ограниченной ответственностью. У нас там 20 процентов, а 80 процентов у Александрова. Вот теперь они все вопросы и решают. Мы там, как говорится, миноритарные участники, а в самом «Пригородном» нас уже нет.
— Как же так получилось, Раиса Андреевна?
— Давили на меня очень сильно, я уже не буду говорить — кто и как. Все вроде помочь хотят, а цель одна — загнать нас в это общество.
Раиса Андреевна вздохнула, но продолжила уже другим тоном:
— Зато наш народ поднялся, вон машин сколько по дворам прибавилось, квартиры детям многие купили. Все что ни делается — к лучшему. Мы ведь люди старой закваски. Вот нашему совету директоров обещали, что по-прежнему позволят овощи выращивать — мы и рады. Вроде так и должно быть.
— А что с участком на той стороне дороги? Я слышал, что его уже продают?
— Да, его продают. После передачи наших акций Александров быстро помирился с «Республикой» и теперь они приняли решение часть нашей территории продать, как раз ту часть, которая за дорогой. Ну, ничего, деньги нам сейчас нужны, оборудование заменим, урожайность поднимется.
— Вы думаете, что из этих денег вашему обществу что-то перепадет? — Расин вопросительно посмотрел на свою собеседницу.
Раиса Андреевна, в свою очередь посмотрела на Расина, осененная новой мыслью. Потом махнула рукой.
— Да что там переживать! Мы уже не влияем ни на что. Как это все было не наше, так нашим и не стало. Вот меня за глаза зовут хозяйкой. А какая я хозяйка! Это они — молодые хозяева жизни, которые за деньги готовы все купить, вот они — хозяева. А мы так, одно название. Но я им не завидую, нет. Бог им судья, в конце концов, каждый получает по делам своим.
Раиса Андреевна замолчала, вглядываясь в одну ей видимую даль.
Дмитрий Сергеевич взял руку Раисы Андреевны и спросил:
— Раиса Андреевна, можно я Вас поцелую?
И, не дожидаясь ответа, прикоснулся своими губами к щеке этой старой женщины.
Щека у Раисы Андреевны была теплая и сухая, и Дмитрию Сергеевичу в этот момент показалось, что это была щека его мамы.
Пятница, тринадцатое
Пятница, тринадцатое
— Сегодня пятница, тринадцатое…, — произнес механический голос. Звук раздавался из многофункционального телефонного аппарата, стоявшего на столике у изголовья широкой кровати.
Паша протянул руку, выключил режим будильника и голос замолчал, не закончив начатой фразы.
Он продолжил лежать с закрытыми глазами. Паша любил подремать после сигнала будильника еще минут пятнадцать — двадцать, однако этим утром чувство тревоги не позволило ему вернуться в ускользающий сон.
Паша в первый момент пробуждения не понял, откуда вдруг возникло у него это чувство внутреннего дискомфорта и обеспокоенности. От сегодняшнего дня он не ожидал ничего такого, что могло бы представлять опасность, нарушить его планы или причинить какие-либо неприятности. Размышляя об этом, Паша решил, что все дело в совпадении тринадцатого числа с пятницей. К тому же на этот день в астрологическом ежедневнике был напечатан неутешительный прогноз, а прогнозам Паша привык доверять и регулярно их читал, что было всегда поводом для шуток, отпускаемых женой в его адрес.
Придя к этим выводам, Паша успокоился, и чувство тревоги улеглось. Ему предстоял тяжелый день, но, с другой стороны, достаточно обыденный, каких было уже достаточно. Главное событие этой пятницы — назначенное на двенадцать часов судебное заседание по делу о банкротстве «Автотранса».
Павел Павлович не первый год занимался банкротной темой — бизнесом не простым и не дешевым, требующим знания, опыта и, самое главное, связей.
Все это у него имелось в наличии: степень кандидата юридических наук, членство в экспертном совете при ФСФО (Федеральная служба России по финансовому оздоровлению), близкие знакомства с нужными людьми, своя консалтинговая фирма со звучным названием «Фрактор», студенты, пара аспирантов (Паша читал свой курс на юрфаке университета), а, кроме того, недавно купленная просторная квартира, почти новый «мерседес», любимая жена и пятилетний сын.
Паша лежал в постели и мысленно выстраивал сценарий сегодняшнего судебного заседания.
Банкротство «Автотранса» было заказным.
Заказчиком был сам Михаил Григорьевич, что гарантировало после успешного завершения арбитражного спора получение Пашей второй половины солидного вознаграждения.
Конечно, в схеме банкротства, выстроенной Пашей, имелись слабые стороны, но Пашин опыт говорил о том, что все получится как надо, а связи и, самое главное, проделанная им подготовительная работа должны были обеспечить достижение нужного результата.