В основе заявленного им требования о признании «Автотранса» несостоятельным лежал договор на оказание консультационных услуг, стоимостью в полтора миллиона рублей, из которого собственно и возникала задолженность «Автотранса» перед «Фрактором».
По Пашиному замыслу такой договор якобы был заключен еще в июле позапрошлого года, когда был жив бывший генеральный директор «Автотранса». Поскольку под текстом договора, составленного задним числом, тот уже не мог расписаться, то от имени «Автотранса», якобы по доверенности, договор подписал Игорь Смирнов, основной претендент на освободившееся директорское кресло, а при жизни бывшего генерального — его финансовый директор.
Для большей достоверности на акте выполненных «Фрактором» работ решили изобразить подпись бывшего генерального директора и датировать ее апрелем прошлого года, когда генеральный был еще жив. Банкротчикам подпись на акте сдачи-приемки выполненных работ удалось изобразить настолько похожей, что даже графологическая экспертиза вряд ли сможет с гарантией сказать, что незамысловатые закорючки покойного генерального директора принадлежат чужой руке.
Собственно, со смерти генерального директора и начались нынешние беды «Автотранса».
Тот баланс интересов, который существовал между крупными акционерами, моментально рухнул, когда пятидесятилетний генеральный директор внезапно умер от сердечного приступа. А уже через две недели после похорон, Игорь Смирнов, ставший исполняющим обязанности генерального директора, группой акционеров был отстранен от управления предприятием.
Поскольку у Смирнова не было ни денег, ни команды, которая могла бы обеспечить ему победу в нарастающем корпоративном конфликте, то, оказавшись в ноябре прошлого года за воротами предприятия, Смирнов сразу же обратился за помощью к Михаилу Григорьевичу — «Папе», у которого когда-то начинал сам Павел Павлович.
Михаил Григорьевич согласился помочь и, действительно, дал денег, подключил кое-кого из своих юристов, рассчитывая, посадив Смирнова в кресло генерального, присоединить «Автотранс» к своей «империи».
Затем в течение трех месяцев Папа в деятельность Смирнова практически не вмешивался и тот вел тему почти самостоятельно. Неудача Смирнова могла обернуться для Михаила Григорьевича большой удачей: претендент в генеральные обрастал долгами и расписывался в собственном бессилии, после чего на сцене появлялся сам Папа «весь в белом». Самое главное в такой ситуации — не упустить момент. И в начале марта такой момент настал.
Паша открыл глаза и посмотрел на часы у изголовья. Времени лежать в постели больше не оставалось. Стараясь не шуметь, он встал, прошел на кухню и взглянул на наружный термометр: тот показывал плюс один. День начался.
Стоя в ванной под струей теплой воды из душа, Паша опять мысленно вернулся к делу «Автотранса».
После «липового» ноябрьского собрания, которое отстранило Игоря Смирнова от управления предприятием, в декабре тот провел свое заочное собрание акционеров, избравшее его, Смирнова, генеральным директором «Автотранса».
Смирнов по наивности полагал, что как только он напишет заявление в правоохранительные органы, то все сразу кинуться помогать ему возвратиться в «Автотранс». Опытный Павел Павлович считал иначе и сразу сказал Смирнову, что ему надо было тогда немедленно идти в суд, получать определение, а, еще лучше, решение суда, брать пристава, милицию, менять охрану, издавать свои приказы.
Смирнов кивал, соглашался, но, поскольку этот разговор происходил уже в начале марта, разводил руками, и Паша понимал, что Михаил Григорьевич был прав — наступил наилучший момент для захвата им «Автотранса» путем введения на предприятии арбитражного управления.
Паша пил кофе и вспоминал как тогда, в кабинете с плотно закрытыми ставнями, после краткого рассказа Смирнова о положении дел на предприятии, об акциях, о возбужденном по его заявлению уголовном деле, Михаил Григорьевич испытующе посмотрел на Павла и спросил:
— Возьмешься за это дело?
— А кто будет оплачивать нашу работу?
Паша заранее знал ответ, но тянул время, обдумывал ситуацию. Работа сулила хорошие деньги и нельзя было продешевить. Михаил Григорьевич громко хмыкнул и провел рукой по наголо обритой голове:
— Конечно я, кто же еще.
Он поднялся из глубокого кресла и стал ходить по большому ковру, занимающему середину кабинета, обставленного тяжелой старинной мебелью.
Паша посмотрел на Смирнова, тот, не поднимая, глаз водил ложкой по краю блюдца. Они были в кабинете Михаила Григорьевича уже сорок минут.
Паша повернулся в сторону хозяина кабинета и сказал:
— Для того чтобы изготовить все необходимые для банкротства документы надо, чтобы Смирнов, неважно по какому основанию, но исполнял должность генерального директора. Хотя бы неделю — две. Тогда мы сможем сделать необходимые документы и изобразить досудебную процедуру урегулирования спора сторон, подписать акт сверки расчетов, признать задолженность. Без этого акта придется обращаться в арбитражный суд, чтобы иметь судебное решение. А это — месяца четыре, а то и все шесть.
— Я думаю, что этот вопрос мы решим, — ответил Михаил Григорьевич. Все это будет стоить новых денег, — он выразительно посмотрел на понурого Смирнова, — но мы и так уже вбухали в это дело немерено бабок и останавливаться не можем. А о твоем гонораре, — он взглянул на Пашу, — мы сейчас вдвоем потолкуем.
Закончив завтрак, Паша, как всегда, надел выглаженную с вечера белую в неяркую полоску рубашку, перебрал галстуки, висящие на двух специальных вешалках, выбрал галстук с неярким, но выразительным рисунком и завязал его небольшим симметричным узлом. Потом застегнул на левом запястье кожаный ремешок часов, взял из кабинета портфель и вышел из квартиры.
Первое, что увидел Павел Павлович при выезде со двора на улицу, была сломанная липа и перед ней бежевая «восьмерка с полностью развороченным передком. «Гололед, — машинально отметил Паша, — к тому же пятница, тринадцатое». Чувство тревоги опять начало заполнять его, но Паша, мысленно пообещав себе быть сегодня предельно внимательным, вновь справился с этим беспокойством.
Игорь Смирнов, как они и запланировали тогда, у Михаила Григорьевича, через три недели с помощью перекупленной Папой охраны предприятия уже сидел в кресле генерального директора. В течение одного дня Смирнов подписал все необходимые документы, подготовленные «Фрактором», после чего заявление о банкротстве «Автотранса» было сдано в канцелярию арбитражного суда.
Но, как это порой бывает, если довериться своим сотрудникам, а потом в спешке не успеть все самому проверить, в поданных документах были неточности, потеряли неделю, дело назначили к рассмотрению только на тринадцатое, а из тех трех недель, которые разделяли день вхождения Смирнова на предприятие и день судебного заседания по иску «Фрактора», Смирнов сумел пробыть генеральным только две и в прошлую пятницу теперь уже его выгнали из «Автотранса».
Собственно на две недели пребывания Смирнова у власти Паша и рассчитывал. Как он и предполагал, полторы недели у противника ушло на получение в суде мер по обеспечению иска, а еще через три дня они вошли на предприятие вместе с судебным приставом-исполнителем. Игорь Смирнов, напротив, надеялся, что все обойдется и до судебного заседания по банкротству он досидит в кресле генерального.
«Синдром беременной девушки, — с раздражением подумал про Смирнова Паша и тотчас же ощутил приступ изжоги, — думал, небось, что само рассосется. Но ничего, и не такие дела выигрывали».
Пошел мокрый снег и Паша включил дворники. Вдруг машина впереди резко затормозила, Паша до упора нажал педаль тормоза, его машина заскользила на мокром, со снегом покрытии, включился ABS, но машина продолжала двигаться. Волна страха прошла от макушки до пяток, однако все обошлось, передняя машина прибавила газ и движение продолжалось.