Владимир Ильич за прошедшие семь лет настолько привык к тому, что на фабрике только он хозяин, а остальные лишь следуют его указаниям, что даже тогда, когда главный инженер захотел продать ему акции фабрики, не стал выкладывать деньги, а решил, что тот никуда не денется, тем более, что у Владимира Ильича наступал срок последнего платежа за строящуюся квартиру и лишних денег совсем не было.
Теперь он вошел в кабинет директора, но остался стоять у самых дверей. Вроде все было как прежде, все вещи, которые каждый день встречали хозяина, лежали на своих местах, только теперь кабинет этот стал чужим, и вещи стали чужими, и Владимир Ильич робел сделать еще один шаг по направлению к столу, за которым сидел чужой человек, сидел в его кресле так, как будто оно стало его собственным.
Человека этого Колобков знал как своего бывшего главного механика Алексея Лучковского, которого в свое время уважал за хорошее знание им работы агрегатов и механизмов фабрики, но на которого никогда не глядел, как на своего возможного преемника.
— Вы понимаете, что это незаконно? — сказал Владимир Ильич заранее заготовленную им фразу.
— Пожалуйста, вот протокол внеочередного собрания акционеров, — вместо ответа сказал ему Расин, сидевший в кресле у стены и, поднявшись, протянул бывшему директору два листа с текстом, отпечатанным на принтере.
Владимир Ильич внимательно посмотрел на этого Расина, но лицо этого мужчины было ему незнакомо. Он взял предложенный ему протокол собрания в руки, но руки предательски дрожали и читать бумагу стоя было тяжело.
— Можно я сяду? — зачем-то спросил он у Лучковского.
Тот ответил:
— Конечно, конечно, — но не сумел скрыть довольной усмешки от замеченной растерянности Владимира Ильича, отчего теперь уже бывший директор почувствовал жгучий стыд за самого себя и его обширная лысина покрылась мелкими капельками пота.
На бумаге были указаны цифры, но за цифрами стояли конкретные люди, а Владимира Ильича сейчас интересовали не цифры, а они, люди, которые его предали, которые продали и свои акции и его, отца родного для коллектива трудового, как любил шутить Владимир Ильич под одобрительные улыбки своего женского, в основном, коллектива.
— Может быть вам перечислить, чьи именно акции участвовали в этом собрании? — новый директор как будто угадал незаданный вопрос.
Владимир Ильич кивнул в ответ и тот по памяти начал перечислять акционеров, количество акций, которые у них были и которые эти акционеры то ли продали ему, то ли передали по доверенности. Запомнить, а, тем более, подсчитать это в уме было невозможно.
Расин на этот раз подвинул к нему калькулятор и положил на стол чистый лист бумаги. Владимир Ильич взял предложенный калькулятор и начал складывать цифры. Закончив сложение, он нажал на калькуляторе клавишу деления и набрал знакомое число общего количества акций фабрики. Калькулятор предательски показывал 0.506, что означало 50.6 процента. Это было больше половины. Это был финал.
— Но ваше собрание незаконное, — попробовал возразить Владимир Ильич, вытирая лоб и лысину носовым платком.
— Пожалуйста, обращайтесь в суд, — спокойно ответил ему Расин. Новый генеральный директор молчал и наблюдал за происходящим с легкой полуулыбкой.
— Вы совершили захват предприятия. Это же самоуправство.
— Пожалуйста, обращайтесь в милицию или в прокуратуру, — последовал такой же спокойный ответ.
Владимир Ильич понял, что ему их не переспорить. Помимо численного превосходства (а за дверью стояли еще три крепких паренька в пятнистой униформе), захватчики хорошо подготовились, его приход в этот кабинет ничего не менял в их планах. Они его сосчитали и они все предусмотрели.
— Я могу взять свои личные вещи? — смиренно произнес он.
— Пожалуйста, — Лучковский встал, открыл и шкаф. На полке стояли пять полиэтиленовых пакетов с вещами. Он взял лежащий сверху лист бумаги и подошел к Колобкову. На листе было написано слово «опись» и перечислялись все вещи бывшего генерального директора, которые новыми хозяевами уже были сложены в пакеты.
— Я могу посмотреть свои вещи сам? — спросил Владимир Ильич, не притрагиваясь к описи.
— Пожалуйста, — Алексей Борисович сделал широкий жест.
Владимир Ильич подошел к столу, заглянул в один ящик, потом в другой, третий. Взял папку, положил в нее какие-то бумажки, подошел к шкафу и также достал несколько бумаг, предварительно показывая их внимательно наблюдавшему за его действиями новому директору. Потом он взял синюю папку с завязками, подержал ее в руке, помедлил, и поставил обратно. Затем направился к пакетам, заглянул в них, но не стал проверять содержимое. Взял пакеты в две руки и повернулся к двери, собираясь уходить.
— Владимир Ильич, хотелось бы ключ от сейфа получить. Не ломать же сейф, пусть еще послужит, — сказал новый директор.
— Я не помню где ключ. Я его поищу. Позвоните мне дня через три, — ответил Колобков.
— Хорошо, — легко согласился Лучковский, — До свидания.
Колобков ничего не ответил и вышел. Охранники, ожидавшие за дверью, пошли вслед за ним. В кабинете остались Алексей Лучковский и Дмитрий Расин.
Расин, который опять уселся в кресло пока Колобков высматривал свои вещи, поднялся, подошел к шкафу и достал синюю папку с завязками, ту самую, которую до этого доставал Владимир Ильич. Он развязал завязки и из папки на пол выпал ключ, судьба которого видимо и беспокоила бывшего генерального директора.
— Ну вот, нашелся ключ от сейфа. Теперь все, два дня можно жить спокойно, — сказал он.
— Почему два дня? — не понял Лучковский.
— Потому, что они сейчас начнут бегать по кругу: милиция, суд, прокуратура, но раньше, чем через два дня у этих органов никакой реакции не будет. Пока счет: один — ноль в нашу пользу. Теперь открываем сейф, достаем устав и срочно едем к нотариусу делать новую банковскую карточку.
Дальнейшие события на фабрике вначале стали развиваться по предсказанному Расиным сценарию, но с тем отличием, что судебными делами друзья Колобкова почему-то не спешили заниматься, зато необычную активность стала проявлять районная прокуратура.
Через месяц после захвата фабрики было назначено новое собрание акционеров.
На этот раз все акционеры были извещены о проведении собрания, функции счетной комиссии на собрании выполнял регистратор общества, которому ведение реестра было передано сразу после переворота. Строго говоря, это был один из тех документов, которые заранее заготовил Расин, а новому председателю совета директоров оставалось всего лишь поставить свою подпись, что он и сделал в день водворения Лучковского в кабинете генерального директора фабрики.
В фойе фабрики, за одним общим столом расположилась вся счетная комиссия, состоящая их трех человек. Акционеры по очереди подходили к этому столу, предъявляли свои паспорта и, получив бюллетени, расписывались напротив своей фамилии.
Расину стоял в стороне и наблюдал за происходящим.
Регистрация немногочисленных участников собрания была в самом разгаре, когда неожиданно для всех открылась дверь и на пороге появился Колобков.
Почти вслед за Колобковым в фойе вбежал Курилин и, подойдя к Расину, зашептал ему на ухо:
— Колобков и еще один хмырь приехали на старенькой БМВ красного цвета. За сквером остановилась светло-бежевая машина, «Жигуленок» четвертой модели. В машине четыре человека, из машины они не выходят. Мой человек сходил на разведку и сообщил, что, по всей видимости, у них в портфеле приемник и наверняка они слушают Колобкова, значит у Колобкова в одежде спрятан микрофон.
— Ну и что? — реакция Расина была очень спокойной, — Мы же не собираемся ему руки выкручивать и требовать от него подписи. Напротив, если сейчас Колобков зарегистрируется для участия в собрании, то он лишит себя возможности ссылаться в суде на многие вещи.