— Я на объекте был.
— Что там стряслось?
— Руслана сняли.
— Как сняли, — Геннадий Петрович прекратил писать в журнале и поднял голову, — ведь собрание только через две недели?
— Сегодня утром сняли решением совета директоров.
— Я что-то не понимаю, его ведь на собрании должны были переизбрать?
— Понимаешь, у них там что-то с уставом не прошло в прошлом году и назначение Руслана тогда было вроде как не по уставу, поэтому совет директоров решил, что его можно снять, — попробовал объяснить Михалыч.
— Это все Александра Михайловна придумала?
— Конечно, она. Понимаешь, дело явно шло к тому, что Руслан в любой момент Александру и всех ее людей не пустит на завод, собрание проведет сам и, собрав с работников доверенности, проголосует за себя. Поэтому нельзя было допустить, чтобы он один оставался на заводе. В общем — кто останется на заводе, тот и получит нужный результат на собрании.
— Послушай, Коля, ты что, не понимаешь, что у нас — свой бизнес, а у Александры — свой. Мы — охранное предприятие и в разборки между собственниками встревать не должны. Так недолго и без лицензии остаться. Какого черта ты стал на ее сторону, а если Руслан завтра все отыграет: в суде, без суда — какая разница? Мы объект охраняем, понимаешь, а не устраиваем революции.
— Знаешь, Гена, если победит Руслан, то все равно он охрану поменяет, или ты думаешь, что он откажется от тех, кто сейчас торчит у его кабинета?
— Да заводом, в конце концов, можно было бы пожертвовать, а что ты будешь делать, если мы без лицензии останемся, кому ты будешь нужен в твои пятьдесят два? — Геннадий Петрович с силой хлопнул журналом по столу.
— Ты обо мне не беспокойся. Ты скажи лучше, вот если сменилось руководство на предприятии, то чьи распоряжения мы должны выполнять: прежнего или нового руководителя? Или обоих сразу? Или ни того, ни другого? — Михалыч в свою очередь тоже “завелся”.
— А ты сразу был готов Руслана убирать своими руками. Ты что, судья? Или юрист, по крайней мере? Или у тебя акций этих куча? Тебе надо было "линять" с завода, оставить караул на проверку пропусков и ни во что не встревать.
— Если ты считаешь, что я не прав, я готов уволиться, но Александре я верю, как себе, — последние свои слова Михалыч уже не говорил, а кричал.
— Ладно, Коля, что сделано, то сделано. Ты пойми, что с меня ведь тоже спросят, — медленно проговорил Геннадий Петрович, глядя в окно, — Ты оружие сдаешь, или как?
— Сперва “или как”, потом оружие, — попытался пошутить Михалыч, но его шутка явно осталась не понятой, и он сказал, — до утра мне придется оставаться на заводе, но если хочешь, я распишусь за получение сегодняшним числом.
— Ладно, поезжай, но на рожон не лезь.
Михалыч протянул руку Геннадию Петровичу, тот ее пожал, и они расстались.
Михалыч вернулся на завод и опять до вечера был на его территории. Ему нравилась эта часть работы, которую он называл “повышение обороноспособности объекта”. К вечеру, набегавшись за день и пересмотрев график дежурств, в результате чего количество его людей, постоянно присутствующих на заводе, увеличилось с шести до восьми человек, согласовав с Александрой Михайловной дополнительную оплату за дополнительных людей, Михалыч заехал домой. Наскоро перекусив и взяв с собой термос с чаем и бутерброды, Михалыч к одиннадцати вечера опять был на заводе. Михалычу так казалось спокойнее и надежнее, тем более что представитель “альтернативной охраны” также оставался на заводе. Все это очень не нравилось Михалычу. Не нравилось потому, что такое положение не могло продолжаться бесконечно.
Утром он встречал Александру Михайловну у входа в административный корпус, во внутреннем дворе завода. Доложив, что все в порядке, Михалыч сказал, что поедет домой поспать, после чего вечером приедет опять на завод, чтобы проверить посты и сопровождать Александру Михайловну до дома.
Она поблагодарила Михалыча, после чего он повернулся к водителю Вите, который стоял в двух шагах от них и курил.
— Лучше переесть, чем недоспать, — сказал Михалыч, подходя к нему.
— Что? — переспросил Витя.
— Шутка такая, — сказал Михалыч и хлопнул ладонью Витю по спине так, что тот от неожиданности чуть не выронил сигарету.
— Тебе хорошо, Михалыч, сейчас придешь домой, примешь рюмку, — сказал Витя мечтательно.
— Ты же знаешь, что я не пью, — возразил ему Михалыч, — так что не расстраивайся.
В последующие дни недели ничего особенного не произошло. На третьи сутки после отстранения Руслана Геннадию Петровичу позвонили из управления и предупредили, что применение силы по отношению к сотрудникам другого охранного предприятия грозит лишением лицензии, и Михалычу пришлось допустить смену сотрудника “чужой охраны”, который продолжал находиться на своем посту.
Через неделю вторник начался с того, что Михалычу позвонил его старый сослуживец, который сейчас работал в службе безопасности банка и сказал, что вчера в казино “Наполеон” слышали, как Руслан говорил кому-то, что завтра — послезавтра он уже будет на заводе.
Михалыч был уверен за свой “рубеж обороны”, поэтому, когда Александра Михайловна, которой он немедленно доложил полученную информацию, его успокоила, что со стороны судебных и правоохранительных органов никаких действий ждать не следует, что все ждут собрания, то и Михалыч успокоился, решив, что Руслан выпил лишнего и просто трепался перед своими земляками.
Однако, когда вечером Геннадий Петрович позвонил и потребовал от Михалыча сдать оружие, с которым он не расставался уже неделю, то это несколько насторожило и обеспокоило Михалыча. Никогда раньше Геннадий Петрович не пытался непосредственно руководить его действиями на объекте. А тут вдруг сподобился. С чего бы это? Да еще спросил, где он будет сегодня ночью. Михалыч собирался ночевать дома, но после этого разговора решил, что останется на заводе.
Александре Михайловне он про разговор с директором не рассказал, но сказал, что остается затем, чтобы она не волновалась по поводу сказанного Русланом в казино. Александра улыбнулась, поблагодарила Михалыча, после чего он ее, по обыкновению, проводил до дома и вернулся на завод, предварительно заскочив домой на часок.
Около двух часов ночи, когда Михалыч еще сидел в фойе перед телевизором, но уже собирался устроиться тут же на диванчике подремать, к центральному входу подъехал легковой автомобиль.
Михалыча как будто что-то кольнуло.
— Началось, — подумал он и машинально пощупал пистолет в кобуре под курткой.
Он и еще два охранника открыли ключом запертую дверь и вышли на ступени главного входя.
Подъехавший автомобиль был “девяткой” Геннадия Петровича, а сам он, не запирая машины, уже поднимался по ступеням.
— Ты что здесь делаешь? — почти одновременно спросили друг у друга Михалыч и его директор, остановившись друг против друга.
Первым отозвался Михалыч, — Ты что, караул приехал проверять?
— Я приехал снять караул, — ответил Геннадий Петрович и почему-то посмотрел на часы.
Михалыч тоже посмотрел на часы. Часы показывали без десяти минут два.
— Дима, — обратился Геннадий Петрович к молодому охраннику, — сбегай на второй пост, позови людей с вещами сюда. Где еще наши стоят, на этаже есть кто-нибудь?
Охранник, которого назвали Димой, недоуменно поглядел на Михалыча и с места не сдвинулся.
— Гена, объясни, что происходит? — задал свой вопрос Михалыч
— Дима, ты что, команды не слышал? — снова обратился Геннадий Петрович к охраннику, не отвечая на вопрос Михалыча.
Тот стал задом пятиться к двери, надеясь, что команду все-таки отменят.
— Гена, объясни, что произошло? — повторил Михалыч свой вопрос.
— Послушай, надо мной тоже есть люди, понял? Покруче, чем мы с тобой. Они все решают за нас. Не нравится — можешь быть свободен. Они договорились с другой стороной, и я выполняю их приказ.