На начало боя в моей роте было три пулемётных расчёта. Один накрыло прямым попадание мины. Не повезло. Второй уничтожил немецкий расчёт в дзоте. До поры до времени они молчали, очевидно, надеясь кинжальным огнём остановить атаку. Но больно результативно рокотал трофейный машингевер в руках русских ребят. Длинной прицельной очередью немцы просто разорвали их на куски. Страстное желание отомстить заполнило сознание. Но воевать без оглядки нельзя. Прицеливаюсь чуть ниже того места, откуда только что стрелял немец. Жду. Секунда, вторая, третья...Наконец пулемётчики решились ударить по проступающим в темноте силуэтам бегущих бойцов третьей линии. Одна секунда требуется мне для того, чтобы поправить прицел. И мой дягтерев оживает в руках, неся немцам смерть. Несмотря на точный прицел, первые две очереди не достигают цели. Ответ немецкого расчёта наглухо накрывает моего второго номера. Совсем молодой пацан ещё, только сменивший убывшего в госпиталь Васи... Меня перехлёстывает чувство вины, злости на себя, обиды и ненависти к фрицам. Я кричал, я проклинал их. И мой пулемёт, моё верное оружие, которое я так тщательно берёг, не подвёл меня на этот раз. Не важно, что он был не на станке и без оптики, не важно - что машингевер бьёт быстрее. Четыре очереди подряд, огонь на огонь - и немец замолчал. Один из самых ненавистных звуков войны - свист немецких мин-«огурцов». Но дело в том, что свист слышно только тогда, когда мина летит не в тебя, с перелётом или наоборот, недолётом. Так что свою мину я не услышал. ...Мне повезло. Только контузило. Мелкие осколки не в счёт. Я не потерял сознания, но способность соображать, на какое-то время утратил. Куда-то брёл, кого-то звал... Как я не выронил пулемёт, как не выпустил из руки сумку с дисками - я не знаю. Божья Воля. В чувство меня привёл снег, в который я свалился лицом, обо что-то споткнувшись. С сознанием вернулся и слух. Бой гремел где-то слева - слышалась частая пальба и яростные крики. Хотел было двинуться на помощь к своим, но немецкие команды впереди заставили остановиться. Вступать в бой в одиночку было безумием. Но ненависть к врагу, желание отомстить за погибших товарищей... Да просто что-то мужское, что-то, толкающее на схватку с захватчиком, топчущим нашу землю и насиловавшим наших женщин - толкнуло меня вперёд. Один в поле не воин?! Воин - если по-русски скроен! Увидев врага, я почувствовал настоящее ликование. В небольшой низине расположились миномётные расчёты. Те самые, от мин которых погибли наши ребята. Они уже снимались, первый расчёт поднимался по склону наверх. Я примостил свой дягтерев на сошки, сделал три глубоких вдоха. Меня маскирует кустарник. Мушки и планка прицела сошлась на первой группе. Очередь. Падает 2 тела. Мгновенно перевожу прицел на расчёт, ещё ведущий стрельбу. Миномётчики, увлёкшиеся пальбой, пропустили мою атаку. Две короткие очереди - три тела валяются на снегу. Немцы, однако, сдаваться не собираются. Открывает автоматный огонь командир отделения. Под его прикрытием, с гранатами ко мне бросаются все три оставшихся в живых миномётчика. Но самое страшное - развернувшийся ко мне последний миномётный расчёт. Счёт идёт на секунды. Разряжаю три очереди по храбрецам, плавно водя ствол от одного фрица к другому. Не глядя на результат, перевожу огонь на гранатомётчиков. Двое задних падают, третий бросает гранату. - Господи, помоги! Колотушка рвётся в кустах рядом, но ветки сблокировали осколки. Кидаю в ответ единственную гранату, из тех самоделов, что штамповали на местной табачной фабрике. Сил не хватает даже приподняться на руках. Пожевав чуть-чуть снега, всё-таки приподнимаюсь. То, что меня не добил теми же колотушками фельдфебель, означает одно - боеспособных врагов не осталось. Моя единственная граната взяла результативностью. Гранатомётчик поймал осколки спиной, автоматчик - в голову. Но что меня поразило, так это единственный уцелевший миномётчик. Раненый, он тянулся заложить в ствол снаряд - огурец. Я ударил очередью и по немцу, и по миномёту. Ему удалось закинуть мину в ствол, а мне удалось длинный очередью свалить орудие. Мой последний противник погиб. Задавив зарождающееся было уважению к врагу, я двинулся на выстрелы. Какими бы немцы не были храбрыми и умелыми вояками, это не как не искупало тех зверств, что они творили на нашей земле. Перед глазами встали картины начала войны. Зарезанная девочка, что не дала над собой надругаться. Фотокарточки, что мы сняли с убитых танкистов. Вил колонны беженцев, мирных жителей, уничтоженных с воздуха «асами» Геринга. Трупы раздавленных танковыми гусеницами ребят. Лицо убитого с утра мальчишки - моего второго номера... Глухая, чёрная ненависть заполонила сознание. Вы ещё не за всё мне ответили, не за всё... Перед глазами открывается картина побоища, в котором наши явно взяли верх. Человек 15 немцев убегали, взад им стреляли догоняющие солдаты моей роты. И немцы оказались повёрнуты ко мне флангом. Мне оставалось только подождать, пока они сами поравняются с планкой прицела...