— Потише, мой друг, потише! Лошадь ваша вернулась — и всё. Не обращайте внимания!
Пришлось-таки однажды моему непутевому дядюшке Джорги сесть на велосипед и прокатиться за двадцать семь миль в Ханфорд, где, как говорили, его ждет работа. С ним поехал и я, хотя сначала думали послать моего кузена Васка.
Мои родные не любили жаловаться, что есть у нас в семье такой чудак, как Джорги, но вместе с тем искали случая забыть о нем хоть на время. Вот было бы славно, если бы Джорги уехал и получил работу в Ханфорде на арбузных полях. И денег бы заработал, и глаз бы никому не мозолил. Очень было важно убрать его подальше.
— Да провались он со своей цитрой вместе, — сказал мой дедушка. — Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто человек сидит целыми днями под деревом, играет на цитре и поет, так и знайте, писал это человек никудышный. Деньги — вот что нам важно. Пусть-ка съездит да попотеет там на солнце как следует. Со своей цитрой вместе.
— Это ты только сейчас так говоришь, — сказала бабушка, — но погоди недельку. Погоди, пока тебе опять захочется музыки.
— Ерунда, — сказал дедушка. — Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто человек, который все распевает, это и есть поистине счастливец, значит, автор — пустой фантазер и коммерсанта из него вовек не получится. Пускай Джорги отправляется. До Ханфорда двадцать семь миль. Расстояние вполне разумное.
— Это ты так сейчас говоришь, — сказала бабушка. — А через три дня стоскуешься. Я еще нагляжусь, как ты мечешься, словно тигр в клетке. Кто-кто, а уж я-то вволю нагляжусь, да и посмеюсь еще, на тебя глядя.
— Ты — женщина, — сказал дедушка. — Если вы прочтете в какой-нибудь книжке с сотнями страниц мелким шрифтом, будто женщина — это поистине чудесное творение, значит, писатель не глядел на свою жену и грезил. Пускай Джорги едет.
— Это просто значит, что ты уже не молод, — сказала бабушка. — Поэтому ты и ворчишь.
— Заткни рот, — сказал дедушка. — Заткни, или я прикрою его своей ладонью.
Дедушка обвел взглядом комнату, где собрались все его дети и внуки.
— Итак, он поедет в Ханфорд на велосипеде, — сказал он. — Как по-вашему?
Все промолчали.
— Значит, решено, — сказал дедушка. — Ну, а кого мы пошлем вместе с ним? Кого из наших неотесанных отпрысков мы в наказание отправим с Джорги в Ханфорд? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто поездка в соседний город — одно удовольствие для молодого человека, так и знайте, что это написал какой-нибудь старикашка, который ребенком один- единственный раз прокатился в фургоне за две мили от дома. Кого б нам наказать? Васка, что ли? Ну-ка, подойди сюда, мальчик.
Мой кузен Васк поднялся с пола и вытянулся перед стариком, а тот свирепо на него поглядел, закрутил свои лихие усищи, прокашлялся и положил руку на лицо мальчугану. Ручища эта покрыла всю голову мальчика целиком. Васк не шевельнулся.
— Поедешь с дядей Джорги в Ханфорд? — спросил дедушка.
— Если вам угодно, — сказал Васк.
Старик стал гримасничать, обдумывая этот сложный вопрос.
— Дайте-ка я поразмыслю, — сказал он. — Джорги — один из самых больших балбесов в нашем роду. Ты тоже. Мудро ли будет сложить двух дураков воедино? — Он обратился к присутствующим: — Послушаем, что вы скажете по этому поводу. Мудро ли будет соединить вместе взрослого болвана и подрастающего дурака из одного и того же рода? Выйдет ли из этого какой-нибудь толк? Высказывайтесь вслух, чтобы я мог взвесить.
— Я думаю, это самое подходящее дело, — сказал мой дядя Зораб. — Дурак с дураком в придачу. Взрослый — на работе, мальчик — по хозяйству.
— Может быть, и так, — сказал дедушка. — Давайте подумаем. Два дурака: один — на работе, другой — по хозяйству. Ты стряпать умеешь, мальчик?
— Конечно, умеет, — сказала бабушка. — По крайней мере, рис.
— Рис? Это правда, мальчик? — сказал дедушка. — Четыре чашки воды, чашка рису, чайная ложечка соли. Знаешь ли ты, в чем тут весь фокус, чтобы вышло что-нибудь похожее на еду, а не на свиное пойло? Или это только наша фантазия?
— Ну конечно, он умеет стряпать рис, — сказала бабушка.
— Моя ладонь уже наготове, чтобы прикрыть тебе рот, — сказал дедушка. — Пусть мальчик скажет сам за себя. Язык у него есть. Сумеешь ли ты, мальчонка, это сделать? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто вот этакий малец отвечает мудро старику, значит, это писал иудей, склонный к преувеличениям. Можешь ты сварить рис, чтобы вышло кушанье, а не пойло?
— Рис я варил, — сказал Васк. — Ничего, есть можно.
— А хорошо ли ты его посолил? — спросил дедушка. — Если соврешь, попомни мою руку.