Арак был не такой; он и не думал бороться за справедливость. Он был далеко не таким способным, как я, но, хотя был младше меня на полтора года, учился со мной в одном классе. Это было бы не так плохо, не будь мы уже пятиклассниками. Обычно споры с учителями я выигрывал, но, вместо того чтобы с радостью от меня избавиться, они отказывались перевести меня в шестой класс — в надежде, вероятно, выиграть спор у второгодника и таким путем расквитаться со мной. Вот почему вышло так, что я оказался самым старшим учеником в пятом классе.
Однажды мисс Дафни пыталась доказать всему свету, что я был автором стихов, написанных на классной доске. В стихах говорилось, что мисс Дафни влюблена в мистера Деррингера и что она — ужасная рожа. Но автором стихов был не я, а мой кузен Арак. Я не стал бы писать стихи о мисс Дафни, а написал бы о чем-нибудь более стоящем. Однако мисс Дафни, не называя имен, но с линейкой в руке, стала за моей партой и сказала:
— Я намерена выяснить, кто совершил это безобразие на доске, и уж добьюсь того, что он будет примерно наказан.
— Он? — сказал я. — А откуда вы знаете, что это мальчик, а не девочка?
Мисс Дафни ударила меня линейкой по пальцам правой руки.
Я вскочил и сказал:
— Не смейте меня бить по пальцам. Я на вас буду жаловаться.
— Сядь, — сказала мисс Дафни.
Я сел. Она схватила меня за правое ухо, которое давно потеряло форму, оттого что за него постоянно хваталась мисс Дафни и другие учителя.
Я сел на место и тихо, почти неслышно, сказал:
— Вы еще услышите обо мне.
— Придержи язык, — сказала мисс Дафни.
И, хотя я был зол, как черт, я высунул язык и придержал его пальцами, а маленькие японские, мексиканские, армянские, греческие, итальянские, португальские и обыкновенные американские мальчики и девочки, которые, как всегда, ожидали от меня представления, разразились хохотом. Мисс Дафни взмахнула линейкой и нечаянно задела меня по носу. Это было тем более оскорбительно, что нос у меня был тогда, как и теперь, основательный. Маленького носа линейка не зацепила бы, и я принял жест мисс Дафни за тонкий намек на размеры моего носа.
Я схватился ушибленной рукой за потревоженный нос и опять вскочил на ноги.
— Вы сами сказали, чтобы я придержал язык, — сказал я и стал утверждать, что я не сделал ничего дурного, в точности выполнил ее приказание и поэтому невиновен, а значит, не заслужил ни разбитой руки, ни оцарапанного носа.
— Ну, ну, умерь свой пыл, — сказала мисс Дафни. — Я не желаю больше терпеть твои глупости. Веди себя прилично.
Я отнял руку от носа и начал вести себя прилично. Я улыбался, как пай-мальчик, подносящий своей бабушке красное яблочко.
Мои зрители ревели от смеха, а мисс Дафни уронила линейку, бросилась ко мне, споткнулась о парту, упала, вскочила — и пошла гонять меня по всей комнате.
«Опять я влип, — говорил я себе, пока мисс Дафни гоняла меня по классу. — Опять попал в дурацкую историю, которая непременно кончится убийством, а мой кузен Арак, единственный виновник всего, знай себе сидит да посмеивается. Нет справедливости на земле».
Когда мисс Дафни меня наконец поймала, или, вернее, когда я дал себя поймать, потому что не хотел получить еще более строгое наказание от мистера Деррингера, произошла настоящая свалка: мисс Дафни пыталась выдавить мне глаза, оторвать уши, пальцы и руки, а я старался ее убедить, что она должна быть кроткой и женственной.
Когда она выдохлась, я вернулся на место, и снова речь пошла о главном преступлении: кто автор любовных стихов на доске?
Мисс Дафни привела в порядок волосы и одежду, отдышалась, потребовала тишины и после нескольких мгновений молчания, когда было слышно, как тикают часы, заговорила:
— Я буду спрашивать всех по порядку: не ты ли написал эти безобразные стишки на доске? И я надеюсь услышать правду. Если вы мне солжете, я все равно обнаружу виновника, и он будет наказан еще строже.
И она стала спрашивать всех мальчиков и девочек по порядку, не они ли написали эти стихи, и конечно же, они отвечали, что нет. Она спросила моего кузена Арака, и он тоже сказал, что нет. Тогда она спросила меня, и я ответил «нет», и это была правда.
— Ступай к директору, — сказала она. — Лгунишка!
— Никаких я стихов на доске не писал, —сказал я. — И вовсе я не лгунишка.
Мистер Деррингер принял меня не очень восторженно. Через две минуты из класса явилась Сузи Кокомото с донесением от мисс Дафни, где описывалось мое злодеяние. И не только описывалось, но и цитировалось. Мистер Деррингер прочел донесение, загримасничал, заулыбался, щелкнул подтяжками, кашлянул и сказал: