— Зачем ты написал эти стишки?
— Ничего я не писал, — сказал я.
— Разумеется, ты будешь говорить, что не писал, но зачем ты все-таки это сделал?
— Ничего я не делал, — сказал я.
— Да не будь же упрямцем, — сказал мистер Деррингер. — Знаешь, такие тревожные слухи не стоит распространять. Откуда ты взял, что мисс Дафни в меня влюблена?
— А она и впрямь влюблена? — спросил я.
— Ну, — сказал мистер Деррингер, — здесь так говорится. Отчего у тебя такое впечатление? Может быть, тебе показалось, что она смотрит на меня с восхищением или еще как-нибудь?
— Никак мне не казалось, что она на вас смотрит, — сказал я. — Вы сами, наверно, в нее влюблены.
— Это требует уточнения, — сказал мистер Деррингер. — В общем, стихи не плохие. Вот только одно... Ты в самом деле находишь, что мисс Дафни так некрасива?
— Не писал я этих стихов, — сказал я. — Я так вообще не пишу.
— Ты хочешь сказать, что на доске не твой почерк? — спросил мистер Деррингер.
— Да, — сказал я, — и, кроме того, я не пишу таких стихов, как эти.
— Но ты признаешь, что вообще-то пишешь стихи?
— Вообще-то стихи я пишу, — сказал я, — только не такие.
— Распространять такую молву, — продолжал мистер Деррингер. — Да ты понимаешь, что делаешь?
— Я понимаю только одно, — сказал я. — Я этих стихов не писал.
— Что до меня, — сказал мистер Деррингер, — я нахожу, что мисс Дафни совсем не так уж дурна. Напротив, она привлекательна.
— Ну и прекрасно, — сказал я. — Все, что я хочу, это не отвечать за чужие грехи.
— А все-таки эти стихи мог и ты написать, — сказал мистер Деррингер.
— Эти нет, — сказал я. — Я мог бы только хорошие.
— Что ты понимаешь под хорошими? — сказал мистер Деррингер. — Красивые? Или оскорбительные?
— Конечно, красивые, — сказал я. — Только не о вашей мисс Дафни.
— В этом-то все и дело, — сказал мистер Деррингер. — Я готов был усомниться, что ты автор этих стихов, но теперь ты меня убедил. Стихи написаны тобою. Поэтому я должен тебя наказать.
Я вскочил и стал спорить:
— Вы хотите задать мне трепку за то, чего я не делал. Ладно, вы еще услышите обо мне.
И он задал мне трепку, и вся школа меня услышала. Я вернулся в класс прихрамывая.
Стихи с доски были стерты. Все было опять как следует. Преступник должным образом наказан, стихи уничтожены, порядок в пятом классе восстановлен.
Мой кузен Арак сидел тихонько, любуясь темными локонами Алисы Бовард.
Как только началась перемена, я сбил его с ног и сел на него верхом.
— За твою дрянь на доске я получил трепку, — сказал я, — так что ты их больше не пиши.
Однако на следующий день поутру на доске красовались новые стихи, написанные, несомненно, рукой моего кузена Арака и, несомненно, в его стиле, а мисс Дафни опять собиралась изобличить и покарать преступника.
Когда я вошел в класс, увидел стихи и понял, как обстоит дело, я возмутился. Арак зашел слишком далеко. Я стал ругать его по-армянски. А он будто оглох, и мисс Дафни вообразила, что моя речь относится к ней.
— Вот что, — сказала она, — говори на языке, понятном для всех, если у тебя есть что сказать.
— Мне нужно сказать только то, что я не писал этих стихов, — говорю я. — И вчера тоже. Если я опять попаду в историю из-за этих паршивых стихов, кое-кто обо мне еще услышит.
— Сядь, — говорит мисс Дафни.
После переклички мисс Дафни исписала целый лист бумаги, включив туда новые стихи, и велела мне отнести записку директору.
— С какой стати? — говорю я. — Я не писал никаких стихов.
— Делай что тебе сказано! — приказала мисс Дафни.
Я подошел к ее столу и протянул руку за запиской. Мисс Дафни ударила меня по руке линейкой. Я отскочил от нее подальше и закричал:
— Не стану я носить ваши любовные записки!
Это, конечно, было чересчур. Мисс Дафни не выдержала и бросилась на меня. Я же был так зол на кузена Арака, что увернулся и прыгнул на него. Он притворился невинной жертвой и даже будто не сопротивлялся, но был такой ловкач, что вышел невредимым, тогда как я растянулся во весь рост на полу.
Тут-то мисс Дафни меня и настигла. Победа осталась за нею.
Когда я явился с докладом к директору, я был весь в синяках и царапинах, а любовная записка мисс Дафни к мистеру Деррингеру измята и местами порвана.
— Что это ты так редко заглядываешь? — сказал мистер Деррингер. — Ну, давай сюда записку. Поглядим, что ты там учинил на этот раз.
Он взял записку, развернул, разгладил ее на столе и стал читать очень внимательно. Он перечел ее несколько раз. Он был очень доволен и, насколько я мог судить, влюблен. Он повернулся ко мне с широкой улыбкой и собирался дать мне новый нагоняй за то, что я считал мисс Дафни уродиной.