Опять нѣтъ ничего. Тѣ же бѣлыя стѣны, лампа, ярко освѣщенный потолокъ. Николай Петровичъ безучастно глядитъ вверхъ. Въ лѣвомъ углу огромная тѣнь паутины, похожая на круглую сѣть и натянутая, какъ рѣшетка. Все тѣло Николая Петровича болитъ и ноетъ. Лучше бы ему лежать на этомъ воздушномъ гамакѣ, чѣмъ на неровной, тяжело обмятой постели. Голова его кружится, комната какъ будто колышется и переворачивается кверху дномъ… Какъ это случилось? Потолокъ опустился внизъ, или самъ онъ поднялся вверхъ, но вотъ онъ уже лежитъ на сѣткѣ паутины. Нити ея нѣжнѣе тончайшаго шелка, но она крѣпка и туго натянута и только слегка вздрагиваетъ и колеблется подъ тяжестью его тѣла. Николай Петровичъ слышитъ, какъ холодный вѣтеръ обдуваетъ снизу его спину и плечи, и осторожно протягиваетъ ноги впередъ. Вдругъ небольшая, сильно развѣтвленная тѣнь, тоже похожая на рѣшетку, скользнула по стѣнѣ и упала черезъ его голову. Кто это выбѣжалъ изъ-за угла по дальнимъ нитямъ паутины? Это паукъ, и онъ бѣжитъ къ Николаю Петровичу. Какое странное и страшное существо! Его сухощавое тѣло одѣто въ шерстяное бѣлье, прилегающее плотно, какъ трико акробата. Сзади ноги, по бокамъ другія, дальше третьи, у плечъ еще ноги, ноги безъ конца. Все тонкія, жилистыя, одѣтыя въ мохнатое бѣлье, съ голыми ступнями, которыя крѣпко хватаются за узлы сѣти, какъ у японскихъ акробатовъ. У него человѣческое лицо, гладко выбритый подбородокъ, на щекахъ бакенбарды. Но вмѣсто носа, у него стальной шприцъ съ длинной иглой, похожей на протянутый хоботъ. Отверстіе шприца блеститъ, какъ стальная ноздря, и быстро приближается къ Николаю Петровичу. Вотъ десять паръ босыхъ ступней перебѣжали черезъ его грудь. Николай Петровичъ видитъ, какъ нагибается шприцъ и останавливается противъ его сердца. Онъ дѣлаетъ отчаянное усиліе и съ крикомъ падаетъ изъ предательской паутины назадъ черезъ голову въ свою безопасную кровать…
Поворотъ наступилъ на другой день къ вечеру. Николай Петровичъ имѣлъ ужасный припадокъ, длившійся больше двухъ часовъ и не уступавшій ни компрессамъ, ни опію. Во время этого припадка онъ чувствовалъ, какъ источникъ боли, подвижной и какъ будто одушевленный, передвигается съ мѣста на мѣсто въ его нутрѣ. Сначала боль сосредоточилась въ желудкѣ подъ ложечкой, и эхо ея отдавалось колотьемъ въ груди и тупымъ ломомъ въ спинѣ и поясницѣ. Потомъ она стала спускаться внизъ въ область живота, и ему казалось, что кто-то наматываетъ его кишки на твердый валъ и натягиваетъ ихъ все туже и туже. Николай Петровичъ стоналъ на всю комнату. Подъ конецъ онъ сталъ просить, чтобъ его отвезли въ больницу для операціи соотвѣтственно совѣту Кольмана, но Зоненштраль стоялъ на своемъ и совѣтовалъ подождать до вечера.
Къ вечеру боль стала снова подниматься вверхъ. Она восходила такъ туго, какъ будто протискивалась въ какую-то узкую щель. Теперь Николаю Петровичу казалось, что она какъ будто сбилась съ пути и свернула вправо. Мало-по-малу она поднялась такъ высоко, что стала давить Николаю Петровичу грудь, и отраженныя струи ея проникли сквозь его туловище, подъ правую лопатку, какъ новые иксъ-лучи, и даже доходили до шеи? Теперь Николай Петровичъ чувствовалъ, что въ его правомъ боку лежитъ что-то большое, тяжелое, какъ будто кто-то сунулъ туда кусокъ желѣза… Ему казалось, что это желѣзо притиснуло его къ постели и отняло у него силу и возможность пошевелиться. Иногда ему казалось, что онъ ощущаетъ даже его форму. Оно было круглое, слегка зубчатое по краямъ, какъ розетка. Внезапно оно приходило въ движеніе и принималось тяжело колыхаться изъ стороны въ сторону, какъ будто желѣзо превратилось въ пузырь съ ртутью. Тогда ему казалось, что въ его груди два сердца по обѣимъ сторонамъ и что новое бьется болѣе сильно и неровно. Тогда отъ этого страннаго болевого узла отдѣлялась какая-то острая искра и сдвигалась въ сторону съ рѣжущей и царапающей силой. Ему казалось, что поперекъ его тѣла въ узкомъ проходѣ протискивается растопыренная стальная щетина. Каждое движеніе ея отдавалось сотрясеніемъ всего его существа. Это была уже не болѣзнь, а инквизиціонная пытка, какъ будто палачи снабдили движеніемъ какой-то адскій инструментъ и умудрились ввести его въ утробу Николая Петровича, чтобы онъ исполнялъ тамъ самъ собою свое мучительное дѣло.
Прошло десять минутъ, полчаса; стальная щетина ворочалась въ проходѣ и грызла внутренности Николая Петровича. Ему казалось, что онъ вѣчно будетъ мучиться на этой пыткѣ и что ей не будетъ конца.
Потомъ внезапно онъ испыталъ такое чувство, какъ будто онъ держалъ въ рукѣ горящую спичку и уронилъ ее въ воду. Боль вспыхнула въ послѣдній разъ и исчезла безъ слѣда. Ему показалось даже, будто маленькая свѣтлая капля упала въ глубину, въ какую-то невѣдомую полость его груди и исчезла, растаявъ въ его крови.