Горизонтъ озарился странными, темно-цвѣтными, слегка зеленоватыми лучами. Всѣ подробности картины выступили наружу. Николаю Петровичу казалось, какъ будто кто подставилъ между его глазами и землей гигантскій, но невидимый телескопъ.
Земля разстилалась подъ нимъ, какъ огромная географическая карта. Но глаза его напрасно искали знакомыхъ очертаній Европы. Равнина, разстилавшаяся подъ нимъ, какъ будто не имѣла конца и нигдѣ не была ограждена берегами. Съ сѣвера на югъ тянулись прямыя полосы, поблескивавшія водой и похожія на каналы или безконечно удлиненные проливы, но моря не было видно нигдѣ, какъ будто кто-то слизнулъ съ земной поверхности его огромную водную скатерть.
«Это Европа?» — подумалъ недовѣрчиво Николай Петровичъ.
Спутникъ протянулъ руку и указалъ на одинъ пунктъ на земной картѣ.
«Это Альпы!» — сказалъ онъ мысленно.
Дѣйствительно, на указанномъ пунктѣ поднимался массивный горный рельефъ. Онъ былъ весь усѣянъ темными пятнами лѣсовъ и бѣлыми замками и весь вмѣстѣ походилъ на огромный, крѣпко и красиво построенный замокъ.
Теперь глаза Николая Петровича присмотрѣлись къ зеленоватой мглѣ, и новыя подробности выступали предъ нимъ все яснѣе и яснѣй. Онъ видѣлъ извилистыя рѣки, протекавшія между каналами и составлявшія какъ будто сѣть прихотливыхъ жилъ, избороздившихъ землю. Онѣ сплошь были усѣяны лѣсами и замками. И людскія жилища казались отсюда разбросанными по землѣ, какъ камни.
Николай Петровичъ не могъ забыть о морѣ.
«Гдѣ океанъ?» — задалъ онъ безмолвный мысленный вопросъ.
— Смотри! — сказалъ призракъ, и его повелительный жестъ какъ будто притянулъ къ нимъ выпуклую поверхность земли. Они спускались внизъ медленно и плавно, и земная карта плыла къ нимъ навстрѣчу. Между двухъ большихъ материковъ лежало средиземное море, длинное, излучистое, какъ будто выведенное гигантскимъ пальцемъ всемогущаго землеустроителя. Море протянулось съ сѣвера на югъ по бывшему ложу Атлантическаго океана, но очертанія суши вдавались въ его грудь болѣе полной и глубокой линіей, чѣмъ въ географическомъ мірѣ, съ дѣтства знакомомъ Николаю Петровичу.
— Океанъ побѣжденный и населенный! — сказалъ призракъ. Это дѣйствительно былъ только остатокъ океана, и Николай Петровичъ не сразу узналъ его, ибо лицо его было покрыто рядами острововъ, и проходы, лежавшіе между ними, походили на каналы, избороздившіе твердую землю материковъ. Острова тоже были покрыты садами и виллами, и, только присматриваясь пристальнѣе, Николай Петровичъ уловилъ, что они тихо колышутся въ тактъ мѣрному рокоту волнъ, разбивавшихся о прибрежный песокъ. Это были пловучіе острова, клочки искусственной земли, всплывшіе надъ океаномъ, чтобы дать размножившемуся человѣчеству больше мѣста и простора.
Своими густыми темнозелеными садами они напоминали легенду о древнемъ Родосѣ, который такъ долго носился по волнамъ Эгейскаго моря и благоухалъ свѣжими розами, пока, наконецъ, боги не поставили его на якорь.
Они спускались ниже и ниже, и новыя жилища почти незамѣтно выступали изъ тѣни садовъ и бѣлѣли въ полутьмѣ. Они были соединены дорогами, вымощенными какъ лучшій паркетный полъ. На перекресткахъ дорогъ бѣлѣли статуи, изящно расположенные цвѣтники, предметы искусства.
Вся ширина земли и моря походила на дачное предмѣстье, чистое, хорошо убранное, уставленное виллами богачей, бѣжавшихъ на свѣжій воздухъ изъ городского угара. Но нигдѣ не было видно скопленія домовъ, которое можно было бы назвать городомъ.
— Гдѣ города? — спросилъ Николай Петровичъ.
— Зачѣмъ города? — возразилъ призракъ вопросомъ на вопросъ.
Они летѣли теперь низко надъ землей, и съ каждымъ новымъ движеніемъ Николай Петровичъ убѣждался, что это не та земля, которую онъ зналъ и любилъ, а другая, новая, похожая на феерію или на сказочное царство.
Всѣ людскіе дома были какъ драгоцѣнные дворцы, сотканные изъ металлическаго кружева, брошеннаго на малахитовыя колонны и окаймлявшаго хрустальныя кровли.
Даже деревья садовъ смотрѣли не такъ, какъ прежде. Высокія перистыя пальмы росли бокъ-о-бокъ съ такими же высокими и стройными соснами, и ползучія ліаны переплетались съ побѣгами хмеля и плетями дикаго винограда, свиваясь въ тѣнистыя бесѣдки и укромныя убѣжища.
Нигдѣ не было видно никакихъ источниковъ освѣщенія, но все пространство было залито мягкимъ, слегка зеленымъ и пріятнымъ для глазъ свѣтомъ, какъ будто и дворцы и деревья свѣтились сами собой. По временамъ большія бѣлыя птицы вылетали имъ навстрѣчу и проносились впередъ, какъ комья бѣлаго пуха, увлекаемые вѣтромъ, и изъ глубины сада звучала легкая и сладкая мелодія, похожая на журчаніе ручья, который пробирается по камнямъ и слабо звенитъ и тоже дремлетъ въ этой мягкой, разнѣживающей полутьмѣ. Одинъ разъ мимо нихъ пронеслась людская чета, и Николай Петровичъ успѣлъ замѣтить, что они были обвиты такой же тонкой дымкой.