«Теперь пора умирать!» — скорѣе почувствовала, чѣмъ подумала Пашенька, оставшись одна, и, странное дѣло, какъ будто успокоилась. Голова ея стала яснѣе, боль въ груди легче. Мысль ея принялась работать въ этомъ новомъ направленіи. Она думала о смерти, съ которою ей придется встрѣтиться лицомъ къ лицу, быть можетъ, не дальше, какъ завтра или послѣзавтра. Что такое смерть? Какъ она приходитъ? Что чувствуетъ человѣкъ въ минуту смерти?
«Должно быть, тяжело будетъ! — думала Пашенька даже съ нѣкоторымъ любопытствомъ. — Говорятъ, тяжело душѣ разставаться съ тѣломъ»… — «Зато не долго!» — попробовала она утѣшить себя. — Потомъ все будетъ по-новому; не будетъ боли, кашля, безсонницы, больничной ѣды, всѣхъ нуждъ и отправленій, которыя были такимъ тяжелымъ бременемъ для ея безсильнаго тѣла и отравляли ей каждый день и каждый часъ до самаго конца!..
Додумавъ эту мысль, Пашенька почувствовала, какъ холодный ужасъ проползъ по ея спинѣ. Именно это отсутствіе боли и всякихъ ощущеній и составляло черную яму, въ которую такъ страшно было свалиться.
«Господи! — подумала Пашенька, — развѣ ничего нѣтъ, кромѣ смерти? Есть вѣдь „тотъ свѣтъ“, загробная жизнь!..»
Мысли о Богѣ и церкви сами собой пришли ей на умъ. Она стала вспоминать далекіе дѣтскіе уроки и то, что приходилось слышать потомъ во время службы. Грѣшники будутъ наказаны и она вмѣстѣ. Безъ сомнѣнія, она тоже грѣшница. Она стала торопливо припоминать свои прошлые грѣхи, но какъ на зло ничего не приходило въ голову, или, вѣрнѣе говоря, приходили разныя вещи, но все какъ-то не идущія къ дѣлу. Вотъ, напримѣръ, она мало блюла посты, но мысль о всякой пищѣ, постной или скоромной, теперь возбуждала въ ней непреодолимое отвращеніе, и она поспѣшила перейти къ другому. Вотъ еще съ заказчиковъ, бывало, она старалась получить лишній грошъ, бывала зла, капризна, говорила худое объ людяхъ… Еще что? Съ Владиміромъ Ивановичемъ жила безъ брака. Еще что?..
Она внезапно почувствовала, что эти мелкіе грѣхи жизни совершенно ничтожны и, главное, нисколько несоизмѣримы съ тою ужасною бездной, которая надвигалась на нее.
«Что вспоминать? — отвѣтила она сама себѣ. — Въ грѣхѣ рождена; жила, грѣшила; теперь вотъ умираю»… «Господь не хочетъ смерти грѣшника!..» — припомнилось ей вдругъ.
«Господи, Господи, Господи!» — вырвалось внезапно изъ ея души, какъ безмолвный вопль. Она не просила о помощи, но все существо ея стремилось и прибѣгало къ Богу со своимъ ужаснымъ горемъ, какъ прибѣгаетъ къ матери ребенокъ, испуганный страшною маской, выглянувшею изъ темной комнаты. — «Господи, помилуй!»
Она остановилась, какъ будто прислушиваясь, но сердце ея было пусто и мертво, и ни одинъ голосъ — ни внутри, ни внѣ его, — не откликнулся на эту короткую и горькую мольбу. И она почувствовала, что молитва ея умерла, не долетѣвъ до неба, и упала ей обратно на грудь, какъ могильный камень. Ибо не вѣрой питается молитва, но надеждой, и человѣкъ, потерявшій земную надежду, уже не можетъ молиться о земномъ.
«Значитъ, смерть!» — снова почувствовала Пашенька. «Загробная жизнь не на этомъ свѣтѣ, а на томъ», — безстрастно соображала она.
«Грѣшниковъ Господь наказуетъ!» — Она опять стала вспоминать подробности и старалась наглядно представить ихъ себѣ. Неугасимый огонь, кипящая смола, плачъ, зубовный скрежетъ грѣшниковъ, бѣсовскій хохотъ…
Нѣтъ, у нея ничего не выходило. Эти картины относились къ жизни, а не къ смерти, онѣ и пугали по-земному, какъ пугаетъ каторга, плети, трудная операція, нападеніе разбойниковъ, роды; но ужасъ, надвигавшійся теперь, былъ совсѣмъ новый и ни съ чѣмъ этимъ несравнимый. Вродѣ того, какъ если бы человѣкъ съ невыносимою болью отъ ячменя въ глазу вдругъ заснулъ и проснулся совсѣмъ безъ глазъ.
«Господи помилуй!» — машинально повторила Пашенька.
Но эти грубыя картины съ ихъ лубочною яркостью уже совсѣмъ не пугали ее. Можетъ ли быть мука ужаснѣе, чѣмъ это костлявое тѣло, прикованное къ кровати? Пашенька вспомнила продажу своихъ машинъ, нужду, тѣсную квартиру, пріѣздъ въ больницу. Вотъ настоящая мука!.. И удивительное дѣло! Между тѣмъ какъ прошлые грѣхи поблѣднѣли и истаяли въ ея памяти, минувшія обиды жизни жгли и язвили съ прежнею силой, ибо всѣ онѣ стремились къ той же гибельной цѣли и стекались къ послѣдней великой обидѣ, какъ мелкіе ручьи въ широкое черное русло.
Огненное море и кипящая смола совершенно поблѣднѣли въ воображеніи Пашеньки.
«А, можетъ, и помилуетъ Господь!» — вяло подумала она. Она много мучилась съ самаго дѣтства… Пашенька припомнила пьянаго отца и мачеху, которая не давала ей ѣсть и запирала въ чуланъ. До двадцати пяти лѣтъ, пока не достались ей въ наслѣдство отъ старой тетки машины и немного денегъ, она работала, какъ каторжная, ходила по чужимъ людямъ и по чужимъ квартирамъ, даже на поденщину нанималась.