Будка соединялась съ жилищемъ рѣшетчатымъ переходомъ, по которому можно было пробираться только при помощи системы кольевъ, пристроенныхъ то слѣва, то справа. Прогулка по этому переходу въ ненастную зимнюю ночь была впору развѣ для искуснаго акробата, а не для обыкновеннаго смертнаго.
Переходъ доходилъ до самой двери, въ верхней части которой была вырѣзана форточка, въ родѣ слухового окна, плотно закрытаго изнутри деревяннымъ ставнемъ. Послѣднее колѣно рычага, сходившее съ крыши внизъ, тутъ же проникало сквозь дверной косякъ внутрь жилища. Форточка безшумно отворилась, и длинное тощее тѣло проскользнуло наружу, съ ловкостью паука пробѣжало по утлому переходу, быстро перебирая руками и ногами по невѣрнымъ точкамъ опоры, потомъ выпрямилось на небольшой площадкѣ передъ будкой и усѣлось на перекладинѣ, замѣнявшей скамью. Это былъ человѣкъ высокаго роста и красиваго худощаваго сложенія, одѣтый въ короткую кожаную рубаху, открытую на груди и съ большимъ карманомъ у пояса, откуда торчала коричневая записная книжка.
Его скрещенныя ноги, небрежно спущенныя внизъ черезъ край доски, напоминали извѣстную статую Мефистофеля, изваянную Антокольскимъ, но на широкихъ сухихъ плечахъ сидѣла типичная голова стараго степного татарина съ жидкой бородой, широкими скулами и глубоко впавшими темнокарими глазами; тонкія губы были плотно сжаты, высокій, немного суженный съ боковъ черепъ былъ выточенъ округло и крѣпко.
Идеи, попадавшія подъ этотъ черепъ, не разлагались и не вывѣтривались, но медленно и упорно развивались, стараясь достигнуть зрѣлости, чтобы потомъ такъ же упрямо стремиться къ воплощенію въ дѣло.
Александръ Никитичъ Кириловъ былъ старожиломъ Урочева. Когда, десять лѣтъ тому назадъ, онъ поставилъ первое бревно своего жилища на уплотненную почву выморочнаго якутскаго сельбища, по сосѣдству было только два дома. Съ тѣхъ поръ къ жителямъ присоединились еще восемь семей, привлеченныхъ возможностью заработка вокругъ обширнаго молочнаго хозяйства, которое онъ развелъ на этихъ сочныхъ болотистыхъ лугахъ, и возникъ порядочный поселокъ. Теперь съ каждымъ годомъ прибавлялись новые дома, и Урочево скоро обѣщало сдѣлаться центромъ этого малонаселеннаго околотка, гдѣ большая часть поселковъ состояла изъ одного, двухъ жилищъ.
Доставъ изъ кармана книжку, Кириловъ принялся методично записывать наблюденія. Онъ велъ станцію уже восьмой годъ, имѣлъ два хвалебные отзыва за аккуратность и даже серебряную медаль, которою втайнѣ очень гордился.
За всѣ восемь лѣтъ онъ пропустилъ только одно наблюденіе, когда внезапно налетѣвшій буранъ свалилъ и будку и мостки и угрожалъ снести съ мѣста даже крѣпко вкопанное въ землю жилище одинокаго метеоролога.
Аккуратность Кирилова, дѣйствительно, была необыкновенна; онъ такъ привыкъ три раза въ день пробѣгать на четверенькахъ по своимъ воздушнымъ жердочкамъ и отмѣчать цифры въ книжку, что ни болѣзнь, ни погода не могли задержать его хотя бы на одно мгновеніе; кажется, даже въ случаѣ внезапной смерти трупъ его все-таки производилъ бы наблюденія, по крайней мѣрѣ до погребенія.
Записавъ температуру и влажность, Кириловъ сталъ оглядывать небо для опредѣленія облачности. Небо было совершенно чисто и сіяло блѣдной синевой, свойственной сѣвернымъ широтамъ. Только на юго-востокѣ легкія кучевыя облака пылали въ лучахъ восходящаго солнца.
Взглядъ Кирилова задержался на минуту на тонкой полоскѣ горъ, чуть выступавшей на горизонтѣ подъ этими яркими облаками.
Когда-то онъ любилъ эти отдаленныя горы, которыя начинались за двѣсти верстъ отъ Урочева и оттуда тянулись непрерывно до самаго моря, становясь все выше и круче и постепенно превращаясь въ зубчатыя стѣны нетающихъ бѣлковъ. Даже свой плоскій пейзажъ съ этой небольшой синей полоской на горизонтѣ онъ упорно называлъ горнымъ видомъ.