«Пусть такъ, — думалъ Кириловъ, — ничего не подѣлаешь. Такая дорога тернистая».
Глаза его сомкнулись крѣпче. И ему представилась дорога длинная, почти безконечная, усыпанная острымъ камнемъ и ярко освѣщенная солнцемъ. По дорогѣ босыми ногами шли мужчины и женщины. И самая ближняя пара были Марія Сокуренко и онъ, Кириловъ. По дорогѣ попадались верстовые столбы, на равныхъ промежуткахъ, маленькіе, съ номерами и надписью: Амнистія Первая, Амнистія Вторая, Амнистія Третья. Много было такихъ столбовъ и послѣдній чуть маячилъ на краю горизонта.
— Идемъ, — сказалъ Кириловъ. — Всѣ надо пройти, до самаго конца.
Солнце шло на закатъ и било ему въ глаза. Въ рукѣ его былъ длинный посохъ, посохъ странника.
— Впередъ, — сказалъ Кириловъ снова.
Онъ взялъ за руку Марусю Сокуренко и медленно побрелъ впередъ, тщательно выбирая дорогу и обходя самые острые камни.
С.-Петербургъ, 1907.
Борьба за право… ходить безъ шапки
Александръ Никитычъ Кириловъ — мой старый знакомый. Я знаю его уже лѣтъ двадцать. Впрочемъ, у него много знакомыхъ во всѣхъ концахъ россійскаго государства. Есть знакомые въ тюрьмахъ — политическихъ и уголовныхъ. Есть знакомые генералы и даже знакомые министры.
Лѣтъ тридцать тому назадъ его арестовали по политическому дѣлу. Съ тѣхъ поръ оно и пошло.
По первому дѣлу, въ видѣ исключенія, его предали суду и даже оправдали, по второму — тоже. Это былъ извѣстный процессъ 193-хъ. Когда подсудимыхъ двѣ сотни, — волей-неволей кого-нибудь надо оправдать. Даже по выборгскому дѣлу первой думы судебная палата все же оправдала троихъ.
По третьему дѣлу Кирилова осудили на каторгу и сослали въ Сибирь. Черезъ нѣсколько лѣтъ Кириловъ бѣжалъ изъ Сибири. Послѣ того его хватали онъ бегалъ, отсиживалъ, опять бѣгалъ.
Въ свое время добрался до Колымска.
Если человѣкъ не умеръ, всякое несчастье проходитъ. Кириловъ отбылъ всѣ сроки и вернулся изъ Сибири въ Россію. Самъ по себѣ вернулся, на собственный счетъ, за два года до амнистіи.
Кирилову теперь пятьдесятъ пять лѣтъ отъ роду, а можетъ быть, даже немного больше. У него нѣтъ ни одного зуба во рту. Онъ потерялъ свои зубы во время оно отъ цынги въ Петропавловской крѣпости.
Есть люди, съ которыми ничего не случается. Кириловъ человѣкъ, съ которымъ всегда что-нибудь случается. О его приключеніяхъ, прежнихъ и настоящихъ, можно было бы написать цѣлые томы. Я описалъ часть его колымской жизни въ одномъ изъ своихъ разсказовъ. Быть-можетъ, когда-нибудь опишу и остальное.
Впрочемъ, несмотря на «преступное» прошлое, Кирилова въ сущности нельзя назвать неблагонадежнымъ. Въ его головѣ кишатъ идеи всякаго рода и брызжутъ фонтаномъ во всѣ стороны. Идеи вообще безпокойныя и враждебныя всякому правовѣрію, — правому и лѣвому и среднему. Года три тому назадъ Кириловъ желалъ помирить всѣ партіи. Партіи тогда росли и не хотѣли мириться. Теперь онъ ругаетъ всѣ партіи. Ругать партіи теперь легко, ибо онѣ на уклонѣ.
Разныя идеи есть у Кирилова; онъ ходитъ отъ человѣка къ человѣку, проповѣдуетъ, хлопочетъ. Питается чернымъ хлѣбомъ и кипяткомъ съ солью, живетъ на Малой Охтѣ въ четырехрублевой комнатѣ и все пишетъ, пишетъ, сочиняетъ проекты оздоровленія Россіи. Въ печать попадала только малая частица: разъ или два въ журналъ «Былое», раза четыре въ приложеніе къ газетѣ «Русь».
Каждый день онъ ходитъ съ Охты пѣшкомъ въ городъ и не истратитъ пятака на конку. Но если у него попадется лишняя десятка, онъ нанимаетъ себѣ секретаршу и диктуетъ, и платитъ ей три рубля за сеансъ. Впрочемъ, теперь у него есть послѣдователи. Часть его сочиненій они переписываютъ даромъ.
Время теперь такое, что каждый, кто хочетъ, можетъ имѣть послѣдователей, основать новую секту или новую школу. Идти куда-то нужно, но куда — никто не знаетъ. И всѣ дороги заперты. Люди стоятъ на перекресткѣ и глядятъ на прохожихъ и ищутъ. Кто-знаетъ, быть-можетъ, вотъ этотъ старикъ рѣшилъ квадратуру круга и знаетъ, какъ можно выйти на волю изъ тупика.
Идей у Кирилова такъ много, что онѣ не помѣщаются на писчей бумагѣ и переходятъ на визитныя карточки и даже на паспортъ. Въ паспортѣ его стоитъ: «Предъявитель сего, такой-то, отказался приписаться къ какому-либо изъ существующихъ сословій и называетъ себя „обитателемъ земного шара и сторонникомъ будущаго надбуржуазнаго строя“». Безъ шутокъ, обитатель земного шара это — офиціальное званіе Кирилова. И даже его калоши помѣчены буквами: З. Ш.