«Общество относилось къ гимназіи не всегда дружелюбно и не съ достаточнымъ уваженіемъ…. Доблестями моральными педагогическій персоналъ едва ли отличался… Доносы продолжались именные и безыменные, хотя на нихъ перестали обращать вниманіе. Были также доносы, въ которыхъ педагогическій совѣтъ обвинялся въ неблагонадежности, между прочимъ, и потому, что въ засѣданіяхъ совѣта курятъ, не обращая вниманія, что въ учительской комнатѣ виситъ икона и портретъ государя. На этотъ доносъ послѣдовалъ отвѣтъ въ томъ смыслѣ, что патріотизмъ — прекрасное чувство, но прикрывать имъ свои личныя искательства преступно…»
Эти цитаты можно было бы умножить вдвое и втрое.
Самыя выдающіяся фигуры нашей гимназіи въ то время были директоръ Рейтлингеръ и инспекторъ Дьяконовъ. Рейтлингеръ, Эдмундъ Рудольфовичъ, директоръ-громовержецъ, нѣмецъ изъ истинно-русскихъ, «строго-консервативныхъ взглядовъ», по словамъ Филевскаго. Онъ былъ человѣкъ огромный и тучный и по-своему довольно добродушный. Въ 1876 году онъ получилъ чинъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника. Послѣ того съ нимъ стало легче ладить. Стоило только въ трудную минуту ловко ввернуть: «ваше превосходительство».
До Дьяконова инспекторомъ былъ около года А. А. Воскресенскій-Брилліантовъ. Тоже фигура престранная. По словамъ Филевскаго:
«Онъ на каждомъ шагу чудилъ и забавлялъ гимназистовъ. Порывисто поворачивался, гримасничалъ. Онъ былъ очень красивъ собой, на урокахъ часто отходилъ въ уголъ или за классную доску, смотрѣлъ въ маленькое зеркальце, которое всегда носилъ съ собою; расчесывалъ роскошную русую бороду и улыбался себѣ въ зеркало. Странно держалъ себя и внѣ стѣнъ гимназіи; въ театрѣ, напримѣръ, его часто останавливали, такъ какъ онъ, сидя въ партерѣ, клалъ на полъ орѣхи, раздавливалъ ударомъ каблука и кушалъ. Бывали случаи, когда въ самомъ патетическомъ мѣстѣ драмы раздается трескъ. Это инспекторъ кушаетъ орѣхи. Кое-какъ его терпѣли до года. Послѣ него былъ назначенъ инспекторомъ А. Ѳ. Дьяконовъ».
Дьяконовъ, какъ сказано, былъ прообразъ «Человѣка въ футлярѣ». Въ этомъ Чеховскомъ разсказѣ много таганрогскаго колорита, вплоть до любимаго таганрогскаго ругательства: «Ступай къ чертям собачьимъ». Дьяконовъ былъ тщедушный человѣкъ, въ сѣромъ пальто и сѣрыхъ прюнелевыхъ ботинкахъ. Объ этомъ пальто въ низшихъ классахъ ходили легенды. Говорили, что въ его воротникъ вшита змѣиная кожа головою къ спинѣ, и что благодаря этому Дьяконовъ имѣетъ возможность видѣть сзади.
Таганрогъ — городъ жаркій и очень пыльный. Одно спасеніе въ старомъ саду. Но гимназистамъ позволялось оставаться въ саду только до девяти часовъ. Съ половины девятаго «человѣкъ въ футлярѣ» вынималъ изъ кармана часы въ чехольчикѣ и принимался шнырять по аллеямъ, разыскивая преступниковъ. Спрятаться отъ него нельзя было нигдѣ. Сейчасъ же отыщетъ, молча подведетъ къ фонарю, сунетъ подъ носъ часы и сдѣлаетъ жестъ рукою: — «Уходи, куда хочешь, или домой, или въ гимназію подъ арестъ».
Я приведу въ дополненіе нѣсколько новыхъ цитатъ изъ того же неистощимаго Филевскаго:
«Онъ былъ строгій службистъ, строгій къ себѣ самому и къ другимъ людямъ…»
«Молодыхъ учителей поучалъ и даже распекалъ съ большей смѣлостью, чѣмъ директоръ. Очень не любилъ молодыхъ либераловъ. Изъ его изреченій можно было бы составить огромный кодексъ морали…
Былъ однажды случай, что онъ ударилъ по физіономіи дерзкаго мальчика перваго класса… Онъ сказалъ директору: „Драться, конечно, не слѣдовало, ибо это незаконно. Но я побилъ, и не раскаиваюсь. Позвольте мнѣ отпускъ, я поѣду къ попечителю“. Онъ съѣздилъ къ попечителю, вернулся назадъ, и послѣдствій инцидента не было».
«Одно время онъ состоялъ старшиной клуба. Дамы во время баловъ потребовали его устраненія, хотя онъ и былъ кавалеръ, т. е. не женатъ, ибо онъ отпускалъ въ уборныя счетомъ пудру, булавки и мыло туалетное. Въ своей частной жизни онъ былъ аккуратенъ до скупости. Былъ большой юдофобъ (ну, разумѣется!..)».
У «человѣка въ футлярѣ» была одна слабость, которой Чеховъ не коснулся. Онъ страстно любилъ гонять голубей. Изъ-за его голубей я имѣлъ много непріятностей. Дѣло въ томъ, что мы жили рядомъ, крыша въ крышу, и я тоже водилъ голубей. Почти всѣ гимназисты низшихъ классовъ водили голубей. Многіе мѣщане и чиновники были тоже завзятыми голубятниками. У меня было паръ десять, у Дьяконова гораздо больше.
Голуби у нашихъ голубятниковъ бывали разные, турмана и волохатые и даже маленькіе египетскіе.