Иногда подобное снижение процессов обмена в организме приводит к тому, что избыток питательных веществ превращается в жир, который откладывается в подкожной клетчатке. При этом вес тела может довольно значительно возрасти.
О нашем организме, о любом его органе можно образно сказать: «Кто не работает, тот не ест!» Если органы работают недостаточно, то их клетки не полностью усваивают питательные вещества; следовательно, приход отстает от расхода, и органы слабеют. Когда какой-нибудь орган много работает, а в каждой его клетке усиливаются процессы обмена, затраченные вещества с лихвой восстанавливаются, орган становится сильнее, его работоспособность увеличивается.
Вот почему, если человек ослабел после болезни, если он переутомлен и нуждается в восстановлении своих сил, ему в первую очередь надо заботиться об усилении процессов обмена веществ; надо заставить организм работать. Сделать это очень просто. Пусть побольше работают мышцы. Утренняя зарядка, прогулки и пешеходные экскурсии, спортивные игры — вот способ заставить мышцы хорошо работать. А за мышцами «потянутся» и все остальные органы. Усиленно будет сокращаться сердце, которое должно обеспечить повышенные потребности мышц в доставке питательных веществ и кислорода. По той же причине дыхательные движения станут более глубокими, повысится аппетит и усилится деятельность органов пищеварения. Обмен веществ в мозгу также будет происходить более интенсивно. Ведь он должен управлять сложной работой мышц.
И результаты не замедлят сказаться. Человек почувствует себя бодрым и жизнерадостным. Его организм станет более сильным и крепким, будет лучше сопротивляться различным вредным воздействиям.
Что же касается веса тела, то он в этих условиях станет нормальным, правильным в истинном смысле. Если человек сильно похудел, то теперь он восстановит свой вес в основном за счет увеличения массы мышц. Если же человек до отдыха вел сидячий образ жизни и приобрел излишние запасы жира, то в процессе активного отдыха он похудеет, и это будет одним из признаков, что он действительно поправился.
Отдыхайте, восстанавливайте свое здоровье, поправляйтесь, но не мерьте поправку на вес, не говорите: «Я поправился на два килограмма»: Помните, что лучший вес тела — это тот, при котором вы чувствуете себя здоровыми и бодрыми, работоспособными и сильными.
Жизнь торжествует
Д. Орлова
В стене, отделяющей детскую палату от врачебной комнаты, прорублено большое прямоугольное окно. Я беседую с Любовью Евменьевной Пробатовой, листаю альбомы, а взгляд то и дело тянется туда, где за толстым стеклом течет, точно в аквариуме, какая-то своя, совершенно бесшумная, непонятная постороннему глазу жизнь…
Две женщины в белых халатах — одна крупная, пожилая, немного сутулая, другая совсем юная, маленькая, грациозная — движутся по комнате. Вот у старшей шевельнулись губы, младшая кивнула, и обе наклонились над коротенькой, почти игрушечной кроваткой. Большие, уверенные руки старшей отодвигают одеяльце, разворачивают пеленки и приподнимают…
Нет, человеческий детеныш не может быть так неправдоподобно, так нестерпимо мал! Беспорядочно, бессмысленно размахивают красные, как соломинки тонкие ручки, с трудом раскрываются и закрываются глазки, не то в зевоте, не то в плаче кривится рот…
Любовь Евменьевна с улыбкой встречает мой испуганный взгляд:
— Девятьсот граммов, — поясняет она. Не доношен на два с половиной месяца.
— И будет жить?
— Будет! — Ведь это не первый у нас. Спросите у медицинской сестры Елены Яковлевны. Она здесь 40 лет работает. Чудесная, кстати, сестра! К ней в обучение мы приставили Галю Фомину. Именно к ней, потому что чувствуем: Галя тоже пришла к нам надолго. Не любя, у нас и работать нельзя.
А Галя все так же тихо скользит по комнате. Вот она поставила на стол возле другой кроватки градуированную бутылочку с соской. На самом донышке — вровень с двадцатиграммовым делением — белеет молоко. Осторожно, очень осторожно берет, Галя ребенка двумя пальцами за щечки, заставляет открыть рот, подносит соску. Но малыш не шевелится, не открывает глаз. Снова и снова повторяет Галя свою попытку. Я замечаю, как ее марлевая маска колеблется от дыхания, а на переносице проступают бисеринки пота…
И вот абрикосовая щечка шевельнулась раз, другой, ритмично задвигалась. Сосет! Кажется, что сосет очень долго — так напряженно сдвинуты у Гали брови. Наконец она снова поднимает бутылочку и ставит на стол — но не пустую, а с молоком, убавившимся меньше, чем наполовину.
Тонкая Галина фигура удаляется куда-то в другой угол комнаты-аквариума, потом приближается снова. Девушка двигает голубой баллон с кислородом, подводит к кроватке тонкий шланг со стеклянной воронкой на конце, укладывает воронку поближе к белому капюшончику, потом греет молоко, и снова повторяется то же самое: вначале плотно закрытый рот, потом обнажившиеся на секунду десны и, наконец, движущаяся щечка.
Текут минуты. Галя все держит и держит бутылочку и, наконец, подымает ее — пустую! Кистью руки вытирает она со лба пот, и на минуту поднимает глаза — они светятся ясным, добрым теплом.
Миллионы лет отшлифовывала природа чудо внутриутробного развития человека. День за днем из ничтожно малой клетки создается сложнейший человеческий организм, со всеми многообразными его функциями, со всеми способностями и возможностями.
Ни один из 280 дней внутриутробной жизни не проходит даром. Точно терпеливо работающий художник, наносит природа штрих за штрихом, накладывает краску за краской…
Вначале это только эмбрион — маленький бесформенный комочек живого вещества. Потом постепенно приобретает он человеческие очертания, становится плодом. Уже бьется маленькое сердце, уже шевелятся пальчики, уже понемножку расправляются складки кожи и более правильные пропорции приобретает тело.
А внутри каждой клетки, каждого органа идет своя, сложнейшая работа. Совершенствуется мозг, по поверхности его коры пролегают борозды и извилины; костный мозг вырабатывает кровь, кожа — смазывающие вещества, железы внутренней секреции — гормоны. Легкие, вначале развивавшиеся очень медленно, становятся больше — ведь скоро они должны будут расправиться и принять в себя земной воздух…
И вот приближается эта минута. По сложнейшим путям — нервным, механическим, химическим — возникает и настойчиво гремит сигнал: Готово! Плод может покинуть материнское лоно! И отныне он будет уже не плодом, а ребенком, человеком, самостоятельным существом!
Но что если произошло несчастье, если из-за болезни матери или капризной случайности роды произойдут раньше, чем закончится внутриутробный период? Сможет ли ребенок жить? Станет ли его организм таким же совершенным, как у детей, родившихся в срок?
Эти вопросы врачи задавали себе уже очень давно — ведь недоношенными рождались тысячи детей, и о них нельзя было не думать.
Горький опыт воспитательных домов и немногих в дореволюционное время больниц для грудных детей почти не давал надежд на то, что оплошность природы может быть исправлена. «Мы не можем вознаградить этим детям то, чего они лишаются своим ранним выходом из матки», — утверждал один крупный педиатр прошлого века. «Собственно из недоносков едва сохраняется десятый человек», — говорилось в «Материалах для истории императорского московского воспитательного дома», подводивших итог 100-летней деятельности этого учреждения. В десятках других работ, медицинских отчетов, научных статей — те же удручающие цифры и те же безнадежные слова: «дети-недоноски все обречены на смерть», «дети. — недоноски умирают в 80–90 % в течение первого года жизни», «они все с задатками смерти»…