Из западной литературы перекочевал в русскую термин о «врожденной жизненной слабости» недоношенных детей. Он звучал вполне научно и, казалось, внушал: к чему все старания, все тревоги, если ребенок просто-напросто не способен жить?
Степень жизнеспособности ребенка определяли, исходя из его веса, из срока родов. Имела хождение даже сложная математическая формула — индекс Фребелиуса. Если при определенных действиях с цифрами окружности головы, окружности груди и роста ребенка получалась отрицательная величина, ребенок считался нежизнеспособным. Так, с сантиметром и карандашом в руках врач в течение двадцати минут определял судьбу ребенка и решал: стоит за него бороться или остается просто-напросто ждать, когда все придет к естественному концу.
Но советские врачи не захотели доверять детскую жизнь ни стрелке весов, ни сантиметру, ни спасительному термину о «врожденной слабости». Они доверяли ее только своей совести, горячей, не знающей покоя совести борцов и гуманистов.
В 1921 году в старинном здании, отданном Дому охраны материнства и младенчества — нынешнему Институту педиатрии Академии медицинских наук СССР, открылось отделение для недоношенных.
Крупный педиатр Г. Н. Сперанский первым в стране посвятил свои труды изучению именно самого раннего, младенческого возраста. То была тяжелая пора, когда звучало еще забытое ныне слово «подкидыш», когда бедна была наша медицина и оснащением, и аппаратурой для научных исследований, и лечебными средствами.
И все-таки врачи отделения поставили перед собой задачу — спасти недоношенного ребенка, определить его потребности и научиться удовлетворять их.
Постепенно, год за годом, накапливались наблюдения. Самым беспристрастным критерием — критерием практики — оценили врачи то немногое, что было известно о путях сохранения жизни недоношенного ребенка. Кое в чем нашли они зерно истины, кое-что отвергли. И смело, наперекор старым взглядам и традициям, создали свое, новое, подсказанное и узаконенное все тем же неподкупным мерилом — практикой, опытом.
Ныне отделение недоношенных и патологии новорожденных детей Института педиатрии Академии медицинских наук СССР имеет свою стройную, теоретически обоснованную систему ухода за преждевременно родившимися детьми. Эта система и методика получили широкое распространение, они применяются во многих родильных домах и детских больницах страны, ею горячо интересуются зарубежные специалисты.
Давно замечена одна роковая особенность недоношенного ребенка — он не умеет удерживать тепло собственного тела, очень быстро приобретая температуру окружающей среды. Раздетый при комнатной температуре, вполне приемлемой для нормального новорожденного, он может замерзнуть. А охлаждение — начало всех бедствий. Вот почему недоношенных укутывают, обкладывают грелками, помещают в специальные обогреваемые, закрытые со всех сторон кроватки — кувезы.
Но в отделении обратили внимание и на другое: перегревание у такой крошки наступает так же легко, как и охлаждение, и также влечет за собой немалую опасность.
Ребенка очень берегли, его уложили в кувез и, кажется, заболеть он никак не мог. Почему же температура у него повысилась почти до 40 градусов? Это то, что педиатры раньше называли «анархией температуры» или «кувезной лихорадкой».
Поэтому за детьми, находящимися в кувезе, надо постоянно наблюдать, а более крепких сразу укладывать в обычную кроватку.
Еще одна опасность, нередко грозящая малышу, — расстройство дыхания.
Иногда несколько раз в сутки и без того слабое, едва заметное дыхание ребенка становится судорожным, прерывается. Личико становится иссиня-бледным, наступает приступ удушья — асфиксия.
Объяснить, почему это происходит, нетрудно: ребенок еще недостаточно развит, грудная клетка слаба, а самое главное — не созрели, не подготовлены к нормальной работе дыхательный центр и легкие. И все-таки разве невозможно выяснить непосредственную причину каждого приступа? Разве невозможно его предупреждать?
С детей буквально не стали спускать глаз, тщательно анализируя, что предшествовало приступу. Асфиксия возникала и при полном покое, но чаще ее влекло за собой то, что составляло для ребенка повышенную нагрузку, а значит, увеличивало потребность в кислороде. А для крохотного, слабенького, как воробышек, малыша нагрузкой была даже еда. Когда нынешняя заведующая отделением Е. Ч. Новикова еще аспиранткой изучала сердечно-сосудистую систему у недоношенных детей, она заметила, что во время кормления у них резко учащается пульс, повышается кровяное давление. Это было еще одним доказательством того, что даже еда для недоношенного — тяжелейшая работа.
Выводы из этих фактов напрашивались сами собой: улучшить уход, сделать так, чтобы ребенок не напрягался, а когда это невозможно — облегчить его напряжение.
Так возникли обязательные правила — ни на минуту не оставлять детей без наблюдения, слабому ребенку до кормления и после него давать кислород.
Но само кормление — тоже сложнейшая из проблем. Пищеварительные органы недоношенного ребенка еще несовершенны — ведь он должен был бы еще добрых 6–8, а то и 10 недель получать питательные вещества из крови матери, уже обработанные, расщепленные, доведенные до простейших форм. Чем же кормить такого человечка? И как его кормить, если брать материнскую грудь он еще не умеет, если не возник еще даже самый первый — сосательный рефлекс, если подчас он не в состоянии проглотить жидкость, влитую в рот?
Специалисты в основном сходились на том, что наиболее подходящей пищей для такого ребенка остается сцеженное материнское молоко. Но о том, как часто кормить, единого мнения не было. Наиболее логичной казалась точка зрения большинства: калорийность пищи недоношенного ребенка должна быть очень высокой, так как ему необходимо расти быстрее, чем доношенному, и к полугоду по крайней мере утроить свой вес, тогда как дети, родившиеся в срок, его только удваивают. Из таких рассуждений вытекал совет— давать недоношенным детям относительно больше пищи, чем доношенным.
Но если кормить их, допустим, 7 раз в сутки, значит понадобятся большие порции. А это утомительно для ребенка и может отразиться на его весе. Поэтому очень маленьких, сильно недоношенных детей кормят десять раз в сутки. Как сделать, чтобы ребенок получил каплю за каплей 20–30 граммов молока? Самым слабеньким его стали вливать через зонд прямо в желудок. В умелых руках медицинских сестер отделения этот способ оказался безболезненным для ребенка — до тех пор, пока он не становился крепче. Но тогда уже отпадала и нужда в зонде — начиналось кропотливое, требовавшее уйму терпения кормление ложечкой, соской…
Сохранение покоя ребенка, «щадящий» режим питания принесли поразительные результаты — гораздо быстрее стал нарастать вес, улучшалось физическое развитие детей.
Итак, три самых важных вопроса были решены. И тогда на очередь встал четвертый — борьба с малокровием, всегда присущим недоношенным детям. Пути преодоления этого недуга хорошо известны — переливание крови. Но почему-то оно иногда плохо помогало. Что же это — опять «врожденная жизненная слабость» или нечто другое?
Изучением этого вопроса особо занялась Л. Е. Пробатова. И вот ее выводы: в крови недоношенных детей происходит усиленный распад эритроцитов, а незрелые кровотворные органы не успевают восполнять их утрату — этим в основном объясняется малокровие — анемия. При переливании же начинают распадаться и эритроциты донорской крови; в организме образуется слишком большое количество шлаков.
Значит, лучше бороться с анемией по-другому: вводить в организм железо, витамины, снова и снова улучшать уход.
В отделении нет единого режима для всех. Каждому вычислено количество необходимых калорий, физиологического раствора, сердечных средств, витаминов; возле каждой кроватки — график, исчерченный кривыми веса, температуры, дыхания, заполненный цветными квадратиками и треугольниками, обозначающими выполнение лечебных назначений. Все, до малейшей детали, учтено, предусмотрено, дозировано. Не дозировано и не измерено только одно — любовь к детям.