Голодали пленные всех национальностей. В конце 1914 года и в начале 1915 года мы все были на равном положении; тогда еще не существовало высшей расы — французов, бельгийцев, англичан, которые в 1916 и 1917 гг. питались как нельзя лучше, и низшей — русских, которые пухли от голода и сотнями тысяч отправлялись к праотцам.
Все пленные гонялись за ложкой супа, не говоря уже о куске хлеба, и считали величайшим счастьем попасть рабочими на кухню.
Работающие на кухне приносили домой в карманах картофельную шелуху и продавали ее за кольца, медальоны и другие вещи. За дневную получку хлеба можно было получить серебряные часы, за две-три — золотые.
Воровство в лагере шло самое отчаянное. Когда из города на кухню привозили картофель, мясо, толпа набрасывалась и расхватывала. Напрасно возивший оборонял воз кнутом. Нападающих били и палками, но напрасно. Избитые до крови, все же пожирали украденное тут же, под ударами. Дело доходило до того, что лагерное начальство принуждено было к продуктовым повозкам приставлять вооруженную стражу.
Чего только ни ухитрялись употреблять в пищу? Картофельную шелуху варили на чугунке, сушили и приготовляли суп. Ели смолу, — сшибали и собирали затвердевший, каплями стекающий с крыш бараков деготь.
В результате массовые заболевания, главным образом, среди русских. Люди умирали, как мухи. Оставшиеся в живых ходили, как тени.
Поглощали громадные количества воды, — единственно чего было вдоволь.
Охота за белыми медведями
Еще в запасном полку в России, потом в маршевой роте нас угнетали вши. Не помогали ни баня, ни чистоплотность отдельных лиц, вши переползали с одного на другого, размножались так быстро, что бесполезно было мечтать об их уничтожении.
На фронте, конечно, нельзя было и думать о какой-либо систематической борьбе с паразитами, кроме разве уничтожения их ногтями. Этот же способ истребления приходилось применять и в плену, где их развелись такие массы, что не испытавший этого и не поверит. Вшей было такое множество, что когда места наибольшего скопления их в нижнем белье клали на кирпич и давили другим кирпичом, то слышался треск.
Чтобы сколько-нибудь облегчить себя, приходилось устраивать охоту на вшей по три раза в день — утром, в полдень и вечером. Утром и вечером вся эта процедура производилась в бараке, а днем — на свежем воздухе. Но «облава» на вольном воздухе обыкновенно не проходила без инцидентов. Еще в первые недели, когда мы жили в землянках, нередко бывали очень хорошие дни. Прогуливаясь на свежем воздухе и греясь на осеннем солнышке, пленные обыкновенно скидывали с себя все тряпье и с величайшим усердием принимались за истребление паразитов, или, как выражались, — выходили на охоту за белыми медведями.
Казалось бы, что в этом процессе не было ничего предосудительного, так как пленные творили весьма полезное дело, однако, караульные прогоняли нас в бараки и тех, которые осмеливались продолжать начатое дело, угощали прикладами. Видите ли, лагерное начальство не желало показывать окружающему миру, что вверенные ему пленные склонны заниматься такой прозой. А население города Гамельна и окружающих селений как-раз приходило к проволочным заграждениям лагеря, особенно по воскресным дням, и, конечно, могло наблюдать живописную картину, когда тысячи пленных голышом грелись на солнышке и копошились в своих тряпках.
Наконец, по лагерю был издан приказ, что убивать вшей можно только в закрытом помещении, т.-е. в бараках либо в землянках.
Борьба с паразитами продолжалась долго. Только к весне 1915 г., когда в лагере устроили дезинфекционную камеру и пропустили через нее все нам принадлежащее тряпье, вшей стало меньше. При повторении этой операции они совершенно исчезли в лагере, но продолжали мучить людей в рабочих командах, где таких, дезинфекционных камер не было.