Еще зимой 1915 года по всем рабочим командам и в лагере открыли подписку на постройку памятника. Собрали приличную сумму. Наши лагерные архитектора (главным образом, французы) из пленных об’явили конкурс на постройку памятника и своими силами соорудили его к осени 1917 года.
В одно из осенних воскресений состоялось открытие памятника. На торжество погнали весь лагерь, явился сам генерал лагеря и произнес речь на тему — хорошо лежать в чужой земле в сознании, что боролся и умер за отечество.
Говорили и представители отдельных национальностей. Конечно, во всех речах восхвалялось отечество, и смерть за него выставлялась как высшее благо.
От имени русских военнопленных речь произнес фельдфебель, но он на этот раз уже не выражал мнения большинства, для которого идея отечества, национальная гордость постепенно стала вырисовываться в несколько ином свете, тем более, что это было уже после Февральской революции 1917. г.
Уставшими от долгого стояния и длинных речей, в сопровождении усиленного конвоя, возвращались в лагерь. Когда за нами захлопнули железные ворота, сердце щемила боль за лежавших на кладбище товарищей, которых лишили жизни тяжелые условия бессмысленного плена, и они легли в могилу и больше не вступят ногой на землю новой России, ради которой можно было выносить все страдания и не сойти с ума.
Спасительница-брюква
С наступлением весны 1916 года продовольственное положение Германии сильно ухудшилось. Прибывающие с работ рассказывали о тех лишениях, которые терпят не только пленные, но и сами немцы, особенно рабочие. С весны 1916 г. единственной пищей городского населения была брюква, которую употребляли в пищу под разными видами, но, главным образом, в сушеном виде. Здесь, конечно, нельзя иметь в виду крестьян. Они все время питались хорошо. Сравнительно хорошо питались и пленные, жившие у крестьян.
Не то было в лагере и в рабочих командах. С апреля 1916 года в лагере варили суп на обед и ужин исключительно из сушеной брюквы с кусками какой-то вонючей рыбы. Суп был так безвкусен, что при самом бешеном аппетите его можно было с’есть только несколько ложек, дальше уже приходилось насиловать себя, чтобы хоть как-нибудь заполнить желудок.
Про спасительницу брюкву в лагере складывались вирши, распевались частушки; решали-гадали, чем будем питаться весной 1917 года, если в 1916 году брюква в Германии не уродится. Загадку разрешил агроном-пленный, поясняя, что при всяких условиях неурожая хлебов и овощей брюква в Германии всегда дает великолепный урожай…
Пленные чаще стали заболевать катаром кишечника и отправлялись в могилу.
Однако, все же в лагере мы были в несколько лучших условиях, чем русские пленные в рабочих командах. В лагере было много французов, англичан, бельгийцев; все они снабжались бисквитами, белым хлебом, консервами и другими продуктами. У них можно было кое-что купить или получить просто милостыню. Это как-никак поддерживало наше существование.
Всего этого не было в рабочих командах, где в большинстве случаев русские пленные работали одни. Прибывающие оттуда в лагерь пленные набрасывались, как голодные волки, на наш лагерный суп, который мы ели с отвращением; рыскали, как собаки, копались в помойных ямах и ели все, что только попадалось под руку.
Англичане рассказывали эпизоды из нашей же лагерной жизни. Вот один из них. Иногда по тем или иным причинам запаздывала почта, и англичане получали присылаемый им хлеб несколько заплесневевшим. Попорченный хлеб, понятно, перепродавался русским, совершенно испорченный— просто бросался в помойную яму. И вот англичане стали наблюдать, что русские вытаскивают из помойной ямы хлеб, обмывают его и едят. Как джентльмены, они хотели избавить русских от такого неприятного занятия и стали обломки сгнивающего хлеба бросать в отхожие места. Русские это проследили и стали выуживать оттуда хлеб, обмывать его и есть попрежнему.
Англичане возмущались подобными поступками голодных русских, величали их свиньями и развивали теорию, что русские принадлежат к низшей расе…
Понятно, что брюква для русских пленных была действительным средством спасения от голода, и можно было только жалеть, что и той же брюквы не давали вдоволь…
Братушки