Поздней осенью 1915 года в лагерь прибыла значительная партия сербских военнопленных. Они сражались с самого начала войны на передовых позициях и взяты были в плен осенью 1915 года при разгроме сербской армии.
Если говорить, что осенью 1914 года пригнанные в лагерь русские пленные напоминали из себя нищих, то сербские пленные такими были вдвойне. Исхудалые, оборванные, ободранные, босые, они еле-еле передвигались.
В большинстве случаев неграмотные, неразвитые, они гораздо хуже самых отсталых наших крестьян разбирались в самых элементарных вопросах. Они не чувствовали, да и по своей неразвитости не могли понять, какой игрушкой они были в руках империалистических хищников.
Русские сразу сошлись с сербами. Этому, конечно, способствовало славянское наречие и все же общее культурное равенство. Сербы русских называли братушками, русские сербов так же. Сербы гордились, что на их стороне «великая Россея».
Не разбираясь и не понимая ничего в международной обстановке, сербы чрезвычайно сердиты были на болгар. Они убеждали каждого встречного, что Сербия разбита только благодаря вмешательству Болгарии. Среди сербов были старики под 60 лет; попадались довольно часто отцы с сыновьями. И все они, как один человек, горели желанием по возвращении из плена, не возвращаясь в свои очаги, начать сейчас же кампанию против коварной Болгарии. Они знали только свое отечество, — ничего более, и неудивительно, что на этих струнах болезненного национализма великодержавный империализм мог разыгрывать свои мелодии.
Многие из сербов не вынесли ужасов германского плена. Они умирали, как мухи, от различного рода болезней и, умирая, горели национальной ненавистью к своим соседям, — к таким же маленьким и слабым народностям.
Посещение лагеря сестрой милосердия
Во второй половине лета 1916 года лагерь посетила сестра милосердия Российского Красного Креста. О ее приезде мы знали от лагерного священника еще за несколько недель до этого.
От посещения лагеря сестрой милосердия русские военнопленные ожидали очень многого. Наши столпы лагерного черносотенства собирали различного рода сведения, конечно, не забывали и про революционную деятельность отдельных пленных в лагере.
Признаться, нам не особенно нравилось ее посещение. Было ясно, что она пленным ничем не поможет, наоборот, может только напортить. Боялись за библиотеку, которая к этому времени разрослась в солидное книгохранилище; мы аккуратно стали получать из Швейцарии революционную литературу; книги в библиотеке были, главным образом, революционного направления. Сестра, конечно, это могла разузнать и через лагерную комендатуру потребовать частичного ее очищения. И лагерное начальство пошло бы ей навстречу.
Пленные, особенно больные, очень ждали «сестрицу». Им казалось, что стоит только рассказать ей свои горести, — и с них все как рукой снимется.
В день прибытия сестры русская часть лагеря была как на крыльях. И когда она в сопровождении генерала явилась в лагерь, ее сразу окружила толпа пленных; встреча была настолько искренняя, что многие плакали, плакала и сестра…
Сестра была среднего роста, довольно тучного телосложения. Она энергично принялась за обследование лагеря. С ней неразлучно ходил лагерный священник.
Подолгу она говорила с пленными. Расспрашивала про житье-бытье. И ей было передано все до мельчайших подробностей о том, как с русскими пленными обращаются на работах, как приходится голодать, и т. п. Для того, чтобы сама сестра могла убедиться, что все сказанное правда, ей были даны адреса наиболее тяжелых работ, где находились русские пленные. Как выяснилось после, сестра побывала повсюду. В энергии ей отказывать не приходилось.
Она передала, пленным привет от Александры Федоровны, уверяя пленных, что в России их не забывают, а императрица готовит подарок, который мы получим в самом ближайшем будущем.
Однако, ее словам мало кто верил, и ей пришлось выслушать целый ряд упреков по адресу российского правительства, — что последнее забыло пленных и, не в пример французскому и английскому правительствам, ничем не помогает; пленных обижают, их костьми покрыта вся Германия, Россия же ничем не реагирует. Сестра старалась оправдываться тем, что в России про это ничего не знали, не знали, что пленных в Германии так много, после ее возвращения в Россию ошибка будет исправлена, и тому подобное.
Сестра не забыла осмотреть библиотеку. Первый вопрос, который задала она мне, как библиотекарю, был, не еврей ли я. Получив ответ, что я — латыш, она, казалось, успокоилась и стала беседовать с библиотекарем-французом. Библиотека была спасена. Бедненькая! Она была убеждена, что революционной пропагандой в плену занимаются только евреи.