Находящиеся на излечении в лагере больные ежедневно должны были являться в околоток к доктору, который пропускал их в час сотнями: совершенно слабых отправлял в лазарет, державшимся на ногах давал на два-три дня освобождение от работы, остальным писал — «здоров», и на второй день их отправляли на работы.
В приемные покои ежедневно направлялась такая масса народу, что барак, в котором помещался околоток с утра до обеда осаждался серой тучей пленных.
Нельзя сказать, чтобы в околоток ходили только больные. На предмет освобождения от работы сюда являлись нередко и здоровые. Многие путем симуляции всячески старались попасть, по крайней мере, в разряд больных, которые не посылались на тяжелые работы, и при таком поверхностном осмотре, какой практиковался в околотке, нередко это и удавалось.
В лагере среди безнадежно больных можно было найти сколько-угодно людей, которые вечно болели по своей собственной воле и желанию. Различного рода способами и средствами делали себе на ногах раны, поддерживали эти раны и не давали им заживать. Бывали случаи, когда симулировали венерические болезни: периодически выжигали слизистую оболочку рта папироской, чтобы получить таким образом раны, напоминающие венерические. И эта болезненная процедура проделывалась исключительно для того, чтобы не попасть на тяжелые работы и продержаться в лагере хоть некоторое время.
Более или менее выживали больные с физическими недостатками. Пленные же с внутренними болезнями при плохом питании гибли, как мухи.
Отголоски корниловщины
По мере того, как события в России развивались, шли партийные перегруппировки среди русских военнопленных в лагере. Если еще задолго до Февральской революции в лагере намечались партийные группировки и существовала, например, наша группа большевиков, то к лету 1917 года образовались определенные партии. Не существовало только оформленных партийных организаций, так как в условиях плена, особенно в нашем лагере, иметь таковые было просто немыслимо.
Наибольшего напряжения партийная борьба достигла в дни корниловской авантюры. Плеяда хранителей порядка — лагерная знать всей душой стояла за Корнилова, но они в лагере все же большого значения не имели. Самой сильной партией считались эсеры, приверженцы Керенского. Нас, большевиков, была небольшая группа, хотя мы по целому ряду вопросов имели за собой в лагере большинство.
Октябрьские дни[4]
Была уже поздняя осень.
В маленьком городке Гамельне на Везере царила тишина. Еще тише и спокойнее было в лагере. Особое уединение, расположение к тишине давали холмы, окружавшие город и покрытые буковыми рощами; когда сумерки спускались на землю, холмы напоминали высокие горы.
Среди холмов лентой извивается Везер. Когда показывается изредка осеннее солнце, река превращается в длинный пучок серебряных ниток.
Глубокая осень. Редко когда видно солнце, но на минуту, когда оно выглядывает, буковые рощи горят пурпурно-красными огнями.
Медленно тянется привычное время. Живем в повышенном настроении. О событиях в России все время получаются в городе телеграммы, шумят газеты; все новости, подчас в исковерканном виде, проникают моментально в лагерь, и здесь до получения немецких газет начинают расти и распространяться самые чудовищные слухи. Слухи радуют одних, печалят других.
В России творится что-то великое. Все известия говорят одно: власть Керенского накануне падения; на смену ей идут Советы.
Нас, большевиков, величают «предателями» и другими хорошими словами тогдашнего времени.
Но опять-таки одни говорят про нас со злостью, грозят виселицей, другие с какой-то заветной мечтой, иногда и побаиваясь открыто стать на нашу сторону. Совершенно отсутствуют равнодушные; их нет.
Интерес к немецким газетам растет, всякие слухи ловятся на-лету. Новостями из России интересуются не только одни русские, но и французы, англичане, бельгийцы, которых в лагере сравнительно много.
В общем, газетам не верят. Керенского считают сильным, французы величают его русским Наполеоном, Гарибальди; это льстит русским патриотам. По адресу большевиков сыплются проклятия, ругань.
Немецкие газеты дают самые противоречивые сведения. Но видно и чувствуется одно: звезда Керенского близка к закату; это чувствуют даже его ослепленные друзья.
Усиливаются партийные группировки. Лагерь делится на две части: с одной стороны — приверженцы большевиков, которыми руководит наша группа из библиотеки, и с другой — все остальные, которых об’единяют злоба и ненависть к большевикам и к нарождающейся Советской власти. Во главе неистовствующих монархистов стоят подпрапорщики и фельдфебеля, вокруг них виляют студенты-вольноопределяющиеся, учителя, которые величают себя республиканцами — сторонниками демократии, возглавляемой Керенским. «Штабом» наших противников является отделение Красного Креста.
4
Эта глава впервые напечатана в журнале Истпарта «Пролетарская Революция», в октябрьской книге за 1922 г.