Борис помнит, как перед Новым годом в полку проводились состязания заряжающих. Машины загоняли в глубокий снег, и нужно было от грузовика до танка переносить на себе боеприпасы. Сначала выявляли лучшего заряжающего взвода, затем роты и батальона. Борис Костоглод даже во взводе не оказался лучшим.
Командиры подразделений ревниво наблюдали за питомцами и соперниками, но в действия заряжающих не вмешивались. Только время от времени щелкали секундомерами, записывали результаты, хотя и доверяли судьям — командирам рот соседнего полка.
В качестве главных арбитров здесь присутствовали майор Коренюгин, замполит и начальник штаба.
В стороне на отдельном столе, покрытом кумачом, ждали победителей призы. Первый — увольнительная в районный центр на вечер отдыха молодежи трикотажной фабрики, вместе с заряжающим эту привилегию получал весь экипаж, второй приз — килограммовый торт, который по заведенному порядку доставался также всему экипажу, вырастившему заряжающего, и третий приз — бланк-заявка со штампом областного радио на исполнение любимой песни экипажа. Почти все заряжающие были солдаты первого года службы. И все они, чтобы утвердить себя в родном экипаже, выкладывались до предела.
Борис Костоглод переживал свою неудачу как большое личное горе. Он видел укоризненный взгляд Михаила Реги, подбадривающую улыбку Ханса, задумчиво-спокойные глаза Свиданина и не видел, но чувствовал, как обнадеживающе смотрит на него майор Коренюгин. И тогда перед тем, как победителям вручить призы, Борис Костоглод, как потом говорил Рега, нахально заявил:
— Товарищ майор, а я умею быстро набивать ленты.
— С какой скоростью?
— Быстрее других.
Командир полка снял меховую перчатку, подул на пальцы — мороз градусов тридцать, — взял мегафон, объявил:
— Товарищи заряжающие! Заряжающий первой роты рядовой Костоглод вызывает на соревнование умельцев набивки пулеметных лент.
Так неожиданно возник новый вид состязания, который пришелся по душе не только заряжающим.
Через полчаса перед участниками соревнования стояли ящики с боевыми патронами и лежали тронутые инеем черные стальные ленты. Все забыли о морозе. Каждый был занят одним: чья возьмет? Командир услал начпрода за призом — килограммовым тортом. Пока начпрод гнал «газик» в гарнизонную пекарню, людьми, как на корриде, владел спортивный азарт. Никто не заметил, как сломались фланги тесного строя, каждый хотел видеть соперников. Набить десять лент, каждая по двести пятьдесят патронов, да еще на студеном ветру, — задача была почти неразрешимой. И тем не менее когда Борис вторым закончил десятую ленту, Свиданин, Рега и Ханс бросились к своему «нахальному» заряжающему, стали растирать ему белые от мороза пальцы. Командир полка, видя эту трогательную заботу, дрогнувшим от волнения голосом объявил:
— Рядовому Костоглоду — и за инициативное предложение, и за второе место — предоставить увольнение в райцентр вместе с членами экипажа.
В субботу полковым автобусом два экипажа отправились в райцентр на вечер молодежи…
И теперь, вспоминая это, было стыдно подумать, как он перепутал противогазы.
Борис Костоглод волновался больше всех: ему еще не доводилось покидать танк не на учебном занятии, а в реальной обстановке, в ледяной купели. Но его ободряло то, что рядом были товарищи, на них он надеялся, на себя — нет.
— Стать по местам. Надеть противогазы. Танк оставляем в следующем порядке: рядовой Сааг — первый.
— Есть.
— Рядовой Костоглод — второй.
— Есть.
— Младший сержант Рега — третий.
Рега не отозвался. Свиданин повторил: