Увидев, что снайпер очнулся, фашисты пинками подняли его и приказали идти вперед. На милость врага Николай рассчитывать не собирался. Тем более что знатный снайпер фронта, конечно же, достаточно известен врагам! И вот теперь этот «невидимка» в их руках, в офицерской форме под маскхалатом, с именной снайперской винтовкой, надпись на которой достовернее и красноречивее всякого документа: «Снайперу Галушкину Н. И., истребившему 135 фашистов. 12 апреля 1943 года».
Мысль работала лихорадочно: спастись или погибнуть сейчас же, не ожидая издевательств и пыток. Но уж если погибать, то принести врагу как можно больше ущерба!
Надо что-то делать… Но что и как? Руки и ноги свободны. Бежать? Нельзя — автоматчики наготове, немедленно пристрелят. Наброситься? Но их двое, да еще такие верзилы. Выхватить пистолет — он в кобуре, под маскхалатом, — и пристрелить? Но на это требуется несколько секунд, а фашисты не спускают глаз с пленного. Оставалось одно: под тем же маскхалатом имелась еще и «лимонка». Бросить ее в автоматчиков? Хотя можно убить и себя. Что ж, лучше смерть, чем фашистский плен. Но как найти удобный момент?
Гитлеровцы вели Галушкина через заросли репейника. Репьи цеплялись к его маскхалату, а еще больше к обмундированию автоматчиков. Выйдя из зарослей, конвоиры скомандовали «хальт!» и принялись очищать себя от репьев. Николай тоже стал приводить в порядок свой «туалет». Не спеша приподнял тужурку, достал гранату, без резких движений вытянул чеку и, рванув в сторону, швырнул «лимонку» в оторопевших врагов. Упал вниз головой под небольшой уклон и выхватил пистолет из кобуры. Прогремел взрыв. Николай жив. Для верности он выпустил из пистолета по пуле в валявшихся автоматчиков и только тут собрался с мыслями.
Немного отлежавшись и осмотревшись, Галушкин стал подниматься. Звенело в голове. Сильная боль в ноге остановила его. Офицер понял, что ранен собственной гранатой. С трудом поднялся, прихрамывая, подошел к гитлеровцу, снял с него свою винтовку, взял его автомат, документы и повернулся ко второму. Повернулся и похолодел: чуть приподнявшись, фашист наводил на него автомат…
Николай выстрелил из пистолета, но опоздал — автоматная очередь коснулась его. Но врага все же добил.
Преодолевая страшную боль, бережно прижимая снайперку, он медленно пополз к своим. Обессилевшего, истекающего кровью, его подобрали однополчане, отбившие все контратаки немцев и продолжавшие наступление.
После госпиталя новые бои. Галушкин все время в родном полку. В нем, 49-м стрелковом, он начал боевой путь. В нем и закончил его в День Победы. Застал офицера этот день под столицей братской Чехословакии. И все эти годы держал он в руках знаменитую винтовку с оптическим прицелом. Ее как ратную награду и увез с собой туда, откуда ушел защищать Родину, — в Киров.
Ныне снайперская винтовка № 53947 на заслуженном отдыхе в Кировском краеведческом музее. Известно, что на заслуженный отдых уходят люди. Но снайпер считал ее своим другом, существом одушевленным.
Юрий КОГИНОВ
Великая Отечественная война застала Юрия Ивановича Когинова семнадцатилетним юношей в Брянске. Когда враги подошли к городу, по решению комитета комсомола его направили в один из формировавшихся партизанских отрядов, в рядах которого он и провоевал до тех пор, пока оккупанты не были изгнаны с родной Брянщины. В 1952 году окончил Петрозаводский государственный университет, долгое время работал специальным корреспондентом центральных газет. Член Союза писателей СССР.
Трубка снайпера
Видавший виды блокнот, с которым лет десять назад я как специальный корреспондент «Правды» ездил по стране… Пометки о встречах на заводах, стройках, в колхозах… А вот страничка особенно памятная.
…Село Зугалай среди пологих сопок. Весной, когда сиреневым пламенем полыхает на них зацветающий багульник, во всем Забайкалье, наверное, не сыщешь мест красивее! Аккуратные глазастые домики, опоясанные желтыми, голубыми, оранжевыми палисадниками, вьются в веселом хороводе вдоль широких и прямых улиц.
А летом солнечный запах тайги, настоянный на хвое, вереске, иван-чае, разносится во все уголки села. И тогда уж не усидеть дома ни одному мужчине: манит тайга на смелую охоту, зазывают на обильную рыбалку хрустальные лесные озера.
Вряд ли найдется во всем Зугалае еще человек, который вставал бы раньше Семена Даниловича Номоконова. «Старость, однако, покоя не дает», — шутит он, когда застают его, пенсионера, во дворе или у колхозных кошар. Но люди знают: не может сидеть без дела бывший охотник, а совсем еще недавно — бригадир плотников.