Я постоял еще с минуту, послушал и облегченно вздохнул, предвкушая удовольствие. Ложная тревога не остудила меня. «Все равно девушка кому-то достанется, — словно оправдываясь, рассудил я. — Так лучше мне».
Рассохшиеся половицы громко заскрипели под моими ногами. И в эту минуту из темного угла за печкой послышался слабый звук: не то стон, не то крик.
Я опустил автомат на пол и подошел к нарам. Русская лежала лицом вниз, прижав руки к груди.
«Испугалась и думает, что спряталась, глупая», — подумал я, взял ее за плечо и, почувствовав, что она не сопротивляется, перевернул на спину. Рука девушки бессильно упала. Я дотронулся ладонью до высокой груди пленной и попал во что-то мокрое и липкое.
Кровь! Я быстро распахнул ватник и увидел, что тонкий, как шило, перочинный нож глубоко вошел в сердце пленницы. Глаза девушки были плотно прикрыты веками, опушенными длинными темными ресницами. Крепко сжатые губы искривились от боли. А может, от ненависти?
Как бы подчеркивая свершившуюся трагедию, внезапно утих ветер. В щелях избушки и печной трубе перестала свистеть метель. Замерли деревья в лесу. Природа словно застыла! Потом внезапно ветер снова засвистел, опять закачался, зашумел лес и повалил еще гуще снег.
Слушая негодующий вой метели, я друг разозлился на себя: «Почему не обыскал ее как следует? Конечно, нож она спрятала в валенке! Могла убить и меня… Впрочем, нет, не сумела бы. И тогда предпочла себя…»
Тяжело дыша, я опустился на пол около печки, вытер пот со лба и минут пять сидел неподвижно. На душе было муторно, но угрызений совести я не испытывал — война уже ожесточила меня. Но не чувствовалось и удовлетворения! Полная опустошенность. Девушка победила меня. Откуда такая воля? Даже я, мужчина, не решился бы на подобное…
Глянув в угол, на неподвижное тело, вдруг особенно остро понял, что оказался на чужой земле, что меня в любую минуту может настигнуть смерть. От этой мысли холодок пробежал по спине. Нет, оставаться здесь, рядом с мертвой, я не мог и стал лихорадочно собираться: надел шапку, вскинул за плечи ранец, повесил на шею автомат, взял лыжи, вышел на крыльцо, сам не зная зачем, плотно прикрыв за собой дверь.
Озираясь по сторонам, встал на лыжи, защелкнул крепления, взял в руки алюминиевые палки. Но перед тем как тронуться в путь, еще раз оглянулся на приземистую, занесенную снегом избушку и подумал о русской, о непонятной, потрясшей меня силе духа, таившейся в этой хрупкой фроляйн.
Вот тогда-то я впервые усомнился в успехах фатерланда.
Я оттолкнулся и, согнувшись, пошел по рыхлому свежему снегу. А через минуту уже скользил между деревьями и вскоре скрылся в разыгравшейся метельной мгле…
Взволнованный воспоминаниями, Таубе вынул платок, вытер вспотевший лоб и сухо закашлялся.
Вилли, раздумывая над услышанным, провел пятерней по своим длинным, закрывавшим уши волосам и, прервав наконец молчание, сказал:
— Случай, конечно, необыкновенный. Но, как я понимаю, на войне всякое бывало? Она по своей природе — жестокость…
— Вот именно, — согласился Таубе. — На войне всякое бывало, но и после войны тоже… Представляете, Вилли, я встретил ту фроляйн здесь, в Ленинграде, в этой самой гостинице, где мы живем!
— Вы не ошиблись? Узнали ее через столько лет?
— У меня хорошая зрительная память — бывший армейский разведчик! Но и я сначала сам себе не поверил. Пока не убедился, так сказать, документально…
Вы, конечно, не обратили внимания на местную доску Почета? Обратите. Она висит на первом этаже. На ней вы увидите фотографию этой женщины и подпись: «Дежурный администратор Антонина Макаровна Иванова-Шелехова».
Шелехова — фамилия по мужу. Я осторожно разузнал об этом у нашей уборщицы. Она-то и подтвердила, что Антонина Макаровна воевала, чудом осталась жива, что ее, смертельно раненную, нашел в лесной избушке русский старик охотник. Антонина Макаровна долго лежала в госпитале, потом снова попала на фронт, была санитаркой…
— И вы не поговорили с ней?
— Нет, — ответил Таубе. — Не решился! Мне было бы стыдно посмотреть этой женщине в глаза. Не только за себя, за всех нас, германских «ветеранов». За эту проклятую войну…
Геннадий ДУГИН
Войну Геннадий Ксенофонтович Дугин встретил двадцатилетним лейтенантом, охраняя от воздушного противника Бакинские нефтепромыслы.